Повесть, которая сама себя описывает
Шрифт:
— Ну да, — склонил голову набок Стива. — Так уж и не будет? И где мы сейчас холодную воду возьмем? Что я, с пятнами на кроссах ходить должен?! Да еще от этой крови пидорской! А этих, значит, отпустить?! — снова рассердился он. — Ну уж нет! Слышь, Киря, ты же в резиновых сапогах, давай ты их отметелишь.
Хиппаны, услышав такое, вздрогнули. Джонни даже решился приподнять голову и тихонько загнусить: «Меня-то за что, ребята?..»
— Заткнулся! — скомандовал Стива.
Джонни заткнулся.
— Да ну… Зачем это… — засомневался
— А давай я! — неожиданно предложил Кашин, поднимаясь с места.
— Ой, да бог с ними, Олег! — всплеснула руками девка и схватила Кашина за руку. — Не надо ничего этого! Вы садитесь. Яблочка не хотите? Они сладкие!
Польщенный Кашин сел.
— Хочешь яблочка ночного, сбитня свежего крутого… — обиженно засопел Кирюша.
Хотя не очень-то и обиженно. Все-таки свое от этой девоньки он уже получил, кончил об нее. Кроме того, все маленькие волосики на его теле хотя уже давно легли на место, но поднявшая их мысль осталась, а это была, безусловно, мысль! И он собирался ее подумать.
— Ну-ка, сыночки, — подсуетилась бабка и подняла тряпку с ведра. Яблоки действительно были ничего себе для местных, что сразу оценил Олежек, взял яблоко и с аппетитом захрустел. Кирюша вообще отечественных яблок отродясь не видел, ничего оценить поэтому не мог, но из вежливости тоже стал есть, и ничего, оказалось не так уж страшно на вкус. Туземные яблоки были гораздо меньше нормальных, гораздо мягче, все в каких-то пятнышках, но сладкие.
Стива не собирался жрать немытые яблоки из помойного ведра. Но не стоять же столбом, он приказал хиппанам лежать и подсел к компании. Яблоки, которые охотно уплетали его недалекие спутники, были, как и все туземное, покрыты паршой и сифилисом, кроме того, даже у девки под ногтями было грязновато, бабкины же руки он из принципа не стал рассматривать, не ожидая от такого рассматривания ничего хорошего.
— Хочешь шоколадку американскую? — предложил он девке.
Та с достоинством отказалась, продолжая сосредоточенно жевать яблоко. Стива, как и Кирюша, не особенно ей понравились, потому что Олег был гораздо красивее. Предложение же американской шоколадки девушка восприняла как намек на ее продажность, а она была честная. Но все-таки при отказе она улыбнулась очень любезно, так как была восхищена Стивиным героизмом.
— Какать хотите, — сказал Стива.
Глава восьмая
РАЗЪЕЗД
Вагон стал притормаживать.
— Вот уж и Разъезд, — сообщила бабка. — Тут болото прямо в двух шагах, как раз пятна-то и замыть.
— В болоте, что ли?! — ужаснулся Стива.
— А оно ничего, доброе, из тут него ручеек вытекает, так совсем чистенький, пить можно, — заверила бабка.
«Это вам пить можно, а кроссовки белые!» — чуть не сказал Стива, но удержался.
— А трамвай нас дожидаться будет,
— Подожде-о-т, — нараспев ответила бабка и сказала: — Ты, Верка, иди там, помоги.
Верка! Вот имечко-то еще, прости господи!
Тут вагон зашипел, задергался и остановился.
— Все, Разъезд, — сказал Олег.
— Что еще за разъезд такой?
Пришлось объяснить тупицам, что это за разъезд такой. Что протянута однопутная узкоколейка и двум вагонам, идущим навстречу, чтобы разъехаться, нужен разъезд. Здесь дорога раздвояется, а потом обратно сдвояется. И вагон перед этим разъездом должен остановиться и стоять, дожидаясь встречного братца. Потом они разъезжаются, и все.
— А если он опоздает?
— Будем ждать, пока не приедет.
— И сколько прикажешь ждать?
— Я же сказал — пока не приедет.
— Охереть.
Ждать пришлось недолго, не дольше, чем зимой ждать весны. Однако ж и не меньше.
Сначала, приказав гегам лежать (они пытались канючить, что им надо выходить, но Стива легко их убедил, что не надо), пошли к болоту. Точнее, к ручейку, из него вытекающему. Ручеек представлял собой проходящую под рельсовым полотном огромную бетонную трубу, откуда с шумом выливалась вода и стекала дальше в пруд.
Стива оперся на товарищей и поднял ногу. Верка, черпая воду ладонями, ее помыла и сказала: «Вот и все, а ты боялась». Было уже темно, и разглядеть ногу как следует, было нельзя, но будем надеяться, что помыла чисто. Кирюша предложил за это выпить и вытащил свою фляжку. Верка отказалась и пошла обратно в вагон. Кашин взялся ее проводить и тоже пошел, причем придерживал ее за талию, и Верка никак на это не реагировала.
— Смотри-ка, Гайдар шагает впереди, — заметил Стива.
— А мы выпьем, — убито сказал Кирюша.
Стива не стал возражать, и они выпили по доброму глотку доброго коньяка.
— Не переживай, — похлопал Стива по плечу Кирюшу. — Хочешь, давай его отп…им.
— Нет, зачем же, — скорбно отозвался Кирюша. — Пусть живут… Плодят червей…
— Вот, золотые слова! — поддержал Стива. — А кстати, о червях: как там наши пародисты? Пойдем проведаем.
Вернулись в вагон. Пассажиров осталось всего ничего. На переднем сиденье, уронив голову на грудь, посапывала маленькая старушонка. Олежек ворковал со своими подружками. Пролетарии лежали смирно, но косили глазами во все стороны. Стива с Кирюшей подошли.
— Встать! — скомандовал Стива.
Пролетарии неуклюже поднялись на ноги. От них пахло незнамо чем, и сверх того клеши Джонни оказались мокрыми. Стива поморщился. Кирилл закрыл нос надушенным платочком.
— Смирно!
Пролетарии совершили неубедительную попытку вытянуться. Олежек оставил подружек и тоже подошел полюбопытствовать.
— Обоссавшиеся — шаг вперед!
Джонни шмыгнул носом и боязливо шагнул.
— Остальным лечь.
Гарри повиновался и снова неуклюже опустился на пол.