Повесть о Сергее Непейцыне
Шрифт:
Сергей молчал — он ведь уже все рассказал, чего ж еще?
— Как же ты дался? — не дождавшись ответа, спросил Корсаков.
— Я не давался, да он сильнее, детина здоровенный.
— Кто ж таков?
— Конюх коноплевский.
— Хам, значит, да еще купеческий тебя вязал. А знаешь ли, что в сем и есть главное дворянину бесчестье.
Если бы Сергей поддакнул полковнику, или хоть промолчал, на том, наверно, все бы и кончилось, но, повторяя, о чем недавно думал, он
— А по-моему, господин полковник, больше бесчестья, что дворянин воровать в чужой сад полез.
Корсаков удивленно поднял брови:
— По-твоему? Да, никак, учить меня вздумал? Новый Руссо сыскался! Рассуждений твоих слушать не желаю. Ты мне должен одну правду говорить, и ничего больше…
Непейцын молчал.
— Что же не отвечаешь? В карцер захотел? Я сейчас прикажу. А то генералу доложу и за такой афронт он и высечь разрешит.
— Я вам правду отвечал, да вы же молчать приказали.
— Вот те на! Еще героя изображаешь? А то забыл, что кадету хамовы побои бесчестье великое. Пословица что говорит? «Береги честь смолоду…»
— Так не было же побоев, господин полковник.
— Вот опять! Нет, ты, право, дерзок, тебя высечь не мешает.
Скрипнула дверь, вошел Ваксель и шагнул к столу у окошка.
— Скажи, Ваксель, надо его посечь? — спросил Корсаков.
— Не могу знать, за что, господин полковник.
— Ну вот, не может знать! Да в саду-то хамы его помяли.
— Не могу знать-с. — Ваксель, смущенно потупившись, сел и взялся за перо.
— Лучше меня знаешь! — прикрикнул полковник. — Или карцера довольно? — Ваксель, привскочив, смотрел на него сверхпочтительно, с согнутой спиной, но молчал. — Поговори с немцем! — хлопнул себя по бедру Корсаков. — Ну, возьми, Непейцын, десять суток. Ваксель, отведи его к Киселю, пусть распорядится. Да без книг, на солдатском котле. Чтоб не мудрил впредь…
Идя к лагерю, Ваксель сказал наставительно:
— Я же говорил, mein Kind, как опасно в чужие сады проникать бывает… — И, не дождавшись ответа, добавил: — Упорство и запирательство суть качества, виновность отягчающие…
Не успел Непейцын закатать подушку в одеяло и завязать их полотенцем, как в палатку влетел Дорохов.
— Отпросился у Киселя, будто живот схватило. Рассказывай скорей! — Выслушав, Майор поднял здоровый кулак: — Ну, Вакса, дай только придумать получше…
— Брось, Ваня. Отчислят от корпуса, да еще выпорют.
— Вот напугал! Дворянства не лишат, а в любом полку через год прапорщиком буду. Ну, побегу. Помни: десять дней — не десять лет. В третьем году я двадцать просидел и не заметил, ей-богу…
При генерале Мелиссино карцер стал редким наказанием. За год Непейцын
Первая ночь оказалась тяжелой. Голодные клопы набросились на узника, едва стал засыпать. Одевшись на ощупь — свечи тут не полагалось, — он то ходил но камере, то дремал на табурете, завернувшись в епанчу.
Утром пришел дневальный служительской роты, принес ломоть хлеба и чашку ржаной каши. Увидев Сергея в епанче — его знобило после бессонной ночи, — спросил, здоров ли, и, услышав о клопах, сказал:
— Годи, ваше благородие, ужо управлюсь в команде…
А через час пришел не только с веником и ведром кипятку, но еще с наволочкой от подушки, полной теплых булок.
— Примай гостинцы, — сказал он. — Видать, у своих в чести ходишь. От каждого полбулки, сказывали. Сиди да ешь знай…
— Половина твоя, — решил растроганный Сергей.
Скоро кровать была обожжена лучинами, обмыта горячей водой, матрац перебит свежей соломой, а наволока его вывернута, пол и стекла в окне вымыты. После обеда Непейцын заснул так, что его разбудил только дневальный, принесший ужин.
— Как смеркнется, ты в окошко поглядывай, — сказал он, — им окликнуть нельзя, часовой прогонит…
Первым пришел Дорохов.
— У меня новость, Славянин, — заговорил он вполголоса. — Дядя приехал, чтоб в Тулу увезти. Отец захворал, видеть меня желает. Генерал отпуск обещал… Да еще, не ты ль говорил, будто Филька ваш столярное дело смыслит?
— Говорил. А тебе на что?
— Не мне, дяде поделку одну сварганить надобно. Осип к тебе сейчас будет с богатыми дарами, так накажи, чтоб, как Филька придет, меня с ним свел. Не забудешь? Ну, прощай пока. Бери, не коноплевские. — Он сунул сквозь решетку несколько яблок.
— Навряд братец придет, — решил Сергей, — темноты побоится.
И ошибся. Осип пришел с пакетом пряников, за которыми, не пожалев сбережений, посылал унтера, и сразу стал предлагать пойти к инспектору, просить заступиться за Сергея:
— Зря, что ли, Филька ему столько перенашивает?
А когда Сергей запретил обращаться к Верещагину, посоветовал:
— Ты больным притворись — в лазарет переведут. Все лучше, чем солдаты да кузня видом. И кормить станут как больного.