Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

Нагорный Алексей Петрович

Коля отскочил.

— Давайте навалимся на него все разом, — сказала Маруська. — Мы его возьмем.

— Мертвого? — спросил Коля. — Он нам живой нужен.

Загремели засовы.

— Он черным ходом уйдет! — крикнул Витька. — Я на улицу!

— Давай! — Коля снова бросился в комнату. Пермитин стоял в боковом коридоре и, держа раскладной маузер в левой руке, правой открывал засовы черного хода.

— Бросай оружие! — Коля выстрелил, целясь в засов. Подумал: если повредить засов, Пермитин не сможет его

открыть, и люди снаружи будут в безопасности.

Но Коля опоздал. Пермитин скрылся в дверном проеме. Раздался выстрел маузера, потом дважды хлопнул наган, и все покрыла отчаянная трель милицейского свистка.

Коля выскочил на улицу. Черный ход вел в подворотню. Здесь уже стояли Витька и остальные сотрудники группы задержания. Они держали на прицеле Пермитина.

— Бросай маузер, сволочь, — сказал кто-то.

Пермитин швырнул пистолет под ноги оперативникам и поднял руки.

— На Дворцовую его. И обыскать, — приказал Коля. — А мы здесь поищем. Все целы?

Витька отрицательно покачал головой и показал куда-то в сторону. Коля посмотрел и сжался: у стены сидел с наганом в руке постовой Лукьянов. Он был мертв. Коля подошел к нему вплотную, разжал пальцы, взял наган. В барабане не хватало двух патронов. «Что ж, друг, — горько подумал Коля, — недосмотрел ты своего „безобидного“ старика… Эх, друг, друг…»

Записку, которую Ровский передал Пермитину у «Спаса на крови», и еще две аналогичные нашли при личном обыске бывшего заводчика. Все три лежали в правом наружном кармане, скомканные, — по всему было видно, что сам Пермитин не придавал им никакого значения.

«Пока не смог, — стояло в первой записке. — Завтра — непременно. Жди на остановке у Казанского».

— Объясните содержание, — попросил Бушмакин.

Пермитин насмешливо покосился:

— А я и сам ничего не понял, уважаемый. Васька Ровский на старости лет дурковатый стал. У него спросите.

— Спросим.

Конвоир привел Ровского. Его усадили напротив бывшего хозяина.

— Проводим очную ставку, — сказал Бушмакин. — Знаете ли вы друг друга, имеете ли какие личные счеты? Вы, Ровский?

— Мой хозяин, господин Пермитин, я его уважаю.

— Мой бывший служащий Васька-дурак, — зло сказал Пермитин. — Но я ему прощаю, ибо близко наше свидание с господом… — Он истово перекрестился.

— Вам вопрос, Ровский. Вот это вы писали? — Бушмакин пододвинул записку бухгалтеру.

Тот надел очки, прочитал:

— Я писал.

— Объясните, что вы имели в виду? — попросил Коля.

— Да просто, — сказал Ровский. — В тот день я не смог увидеться с ними, — он кивнул в сторону Пермитина. — И объяснил, что, мол, завтра — смогу.

— Это так? — Бушмакин повернулся к Пермитину.

— Раз он говорит, стало быть, знает, — равнодушно сказал Пермитин.

— Ладно, — согласился Бушмакин. — Значит, вы сообщали,

что лично встретиться не сможете, и в то же время лично передали записку? Не вяжется.

— Я оттого написал, что в присутствии верующих разговаривать не хотел, — нагло прищурился Ровский. — Чего время теряем? К стенке пора.

— Сколько вы получили таких записок, Пермитин?

— Не считал.

— Вот еще две, — продолжал Коля. — Оглашаю первую: «Лежат надежно, затихнет — вынесу». Вторая: «Напрасно обижаетесь, я удобного случая жду». Почему вы не сожгли эти записки?

— Опыта нет, — усмехнулся Пермитин. — Меня торговать в коммерческом училище обучали. А записки жечь — не наше это дело.

— За нос вас водил господин Ровский, — сказал Бушмакин. — «Вынесу», «Жди»… А сам эти денежки и вправду вынес, да перепрятал надежно. Что же вы не спросите, зачем? Молчите? Ладно, я сам скажу: деньги Ровский решил заграбастать единолично, а вас, Пермитин, отправить вслед за собственной дочерью.

— Дешево, начальничек, — протянул Ровский. — Домыслы это все. Иван Сильверстыч вам не поверят-с.

— Уведите, — распорядился Бушмакин.

Конвоиры увели арестованных. Все сидели молча. Наконец Коля взял со стола все три записки.

— А в самом деле… — Коля задумчиво перебирал листки, вырванные из ученической тетрадки. — Сам Ровский записки писал, сам относил. Глупо как-то. Или нет?

— Образцы его почерка есть? — спросила Маруська.

— Есть, — сказал Коля. — Я передам это все графологам. Мало ли что.

Заключение графолога было готово в два часа дня. «Представленные на рассмотрение экспертизы записки в количестве трех написаны рукой постороннего человека», — утверждал эксперт.

— Выходит, у них есть еще один соучастник, — сказал Бушмакин. — Судя по их поведению, они его не выдадут.

— Ни за что, — согласился Коля. — Расстреляют их или не расстреляют, — для нас с вами не вопрос. А они надеются. Вопреки всему надеются. Думают: отсидим, что положено, а там выйдем на волю, свою долю получим. В общем, я так думаю: деньги Ровский передал какой-то связи. И связь эта на заводе.

— Почему? Ты докажи! — загорелся Бушмакин.

— Первое: завод — наиболее безопасное место для хранения краденых денег.

— Согласен, — кивнул Бушмакин.

— Второе. Если бы деньги были у Ровского, зачем, с какой целью и от кого стал бы он носить записки Пермитину? И последнее. — Коля задумался. — Вспомните текст: «Пока не смог…», «Затихнет — вынесу», «Удобного случая жду». Этот человек — с завода!

— Завод большой, — заметил Бушмакин. — Давай поуже.

— Сколько поступит денег, знают только в финчасти. Между прочим, два-три человека.

— Утечки информации ты не допускаешь? — спросил Бушмакин. — Кто-то разболтал, кто-то воспользовался!