Повести и рассказы
Шрифт:
И тогда я понял - это облака. Тени облаков, плывущих над морем.
Кессона они очень занимали. Несколько раз он пытался, опуская лапу, достать эти тени.
Неподвижность воды его пугала.
Приходил Немцев, говорил:
– Свалишься, дурак!
– и уносил котёнка наверх.
НЕНАПИСАННЫЕ КАРТИНЫ
По ночам мне снились
пустые рамы от
картин.
БОЛЬШЕ ЗВЕРЕЙ НЕТ?
Наконец настал десятый день. Последний день нашего пребывания в доме.
С
Пришёл доктор и внимательно осмотрел нас. Он выслушивал Игнатьева, когда с пола на стол прыгнул Кессон.
– И тебя послушаем, - сказал доктор и стал слушать, как бьётся у кота сердце.
– Значит, так: в декомпрессионной камере будете трое суток, - сказал он.
– И этот зверь с вами. Насколько я помню, случаев декомпрессии кошек мировая наука не знает. Так что ты - первооткрыватель!
Он щёлкнул Кессона по лбу.
Котёнок пищал и вырывался. Доктор посчитал у него пульс и что-то записал в блокнот.
– Здоровый организм!
– сказал доктор.
– Больше зверей у вас нет?
Мы пошли провожать доктора.
Вместе с ним должен выйти Немцев. Он будет снимать гидрофоны.
НОСОК
Мы стояли в нижней кабине и смотрели, как одеваются Немцев и доктор.
Кессону не приходилось ещё видеть, как одевается водолаз.
Ему не понравилось, что его друг неожиданно стал весь резиновый и блестящий.
Котёнок мяукнул.
Доктор опустился по лесенке в люк, помахал нам рукой и скрылся.
За ним полез Немцев.
Кессон завертелся и потянулся за ним.
Стоя по пояс в воде, Немцев говорил с Игнатьевым.
Он просил осторожно тащить шнуры гидрофонов.
Котёнок тревожно смотрел на него. Немцев отпустил руки и без всплеска ушёл под воду. Его силуэт хорошо был виден на фоне светлого дна.
И тогда произошло неожиданное. Кессон пискнул, перелетел через кольцевой порог и шлёпнулся в воду.
Мы с Игнатьевым бухнулись на колени и вытащили котёнка.
Кессон шипел, дрожал всем телом и озирался.
– Вот видите, - сказал я, - а ещё говорят - кошки боятся воды.
– Так то нормальные кошки, а это - подводная.
Игнатьев завернул Кессона в полотенце и положил на стол. Котёнок распутался, сел на лабораторный журнал и оставил на нем мокрое пятно.
– Так он весь перемажется, - сказал я, - и всё испачкает!
Тогда Игнатьев полез в ящик с водолазной одеждой, достал шерстяной носок, засунул в него Кессона и повесил носок на лампу.
Носок был толстый, плотный, котёнок не мог вытащить лапы. Из носка торчала одна его голова.
От лампы струилось тепло. Кессон сначала ворочался в носке,
КИНОШНИК
Когда до нашего выхода оставалось совсем немного, позвонил Павлов.
– Направляю к вам кинооператора, - сказал он.
– Будет снимать эвакуацию дома. Если надо, задержитесь на часок.
Мы с Немцевым тут же поспорили: сам приплывёт Киношник или его опустят в лифте?
– Конечно, в лифте, - говорил Немцев.
– Всё-таки известный человек. Снял несколько картин.
Я покачал головой.
– Киношники - отчаянный народ. Они для искусства идут на всё. Помню, этому режиссёру надо было на Дальнем Востоке снять битву с осьминогом, так что вы думаете - построили аквариум кубов на тридцать...
– И хорошо получилось?
– Битва? Не очень, - уклончиво ответил я.
– Но грандиозное было дело! А ещё он корову с парашютом однажды сбросил. Тоже надо было. Для искусства.
Услыхав про корову, Немцев и Игнатьев сказали:
– Ну орёл!
Опять позвонили с берега и приказали: "Встречать!"
Приплыли трое. Из люка появились один за другим Павлов, Марлен и Киношник. Павлов и Марлен поддерживали его под мышки.
– Быстро мы вас?
– сказал, отдуваясь, Марлен.
Киношник снял маску, потряс головой и показал на уши: "Не слышу!"
Все трое разделись и поднялись в лабораторию.
Киношник сел на стул и поморщился. Видно, ему здорово давило на уши. Потом он потрогал сердце.
– У нас всего пятнадцать минут, - сказал тусклым голосом Павлов.
Киношник кивнул.
– Я предлагаю снимать так, - сказал Марлен.
– Люди складывают постели, вынимают ленты из приборов, просматривают вахтенный и приборные журналы. Затем выход через люк, мы закрываем лифт, лифт уходит наверх. А?
– Что?
– спросил Киношник. Он вдруг позеленел и икнул.
– Начинайте снимать.
– Дайте мне пить.
Ему дали стакан воды.
– Где-то должен быть экспонометр, - сказал Киношник. Он вяло похлопал себя по карманам.
– Где мой экспонометр?
– Мы не брали его.
– Осталось десять минут, - сказал Павлов.
– Вам помочь?
– Понимаете, положил в палатке на стол экспонометр. Японский экспонометр. Я купил его в Токио на фестивале...
– Время уходит!
– чуть не плача сказал Марлен.
– Семь минут.
– Павлов нервничал.
– Если быстро снимать...
– Как же я буду снимать без экспонометра?
Тут наш гость совсем оглох. Минут пять он просидел, хватая воздух ртом.
– Четыре минуты, - сердито сказал Павлов.
– Три... Две. Времени осталось, только чтобы надеть акваланги.