Повести

Шторм Георгий

Неклюд отвел глаза и усмехнулся, как только Волга качнула струг...

Тетюши был последний город населенной земли - далее шла пустыня.

Ногаи в челнах из просмоленной ткани переправляли через реку скот. Шапки у них были подбиты диковинным мехом. Из-за этого меха едва не побили их стрельцы. Ногаи сказали, будто в степи растет мохнатый огурец "баранец", похожий на ягненка и поедающий вокруг себя траву. "Мех" этого растения идет на шапки. Стебель его вкусом напоминает мясо. Если разрезать - потечет кровь.

Стрельцы долго бранили

ногаев, укоряя их за неправду и хитрость... И еще одно диво встретилось им: яблоки - такие прозрачные, что семена их можно было видеть, не снимая кожуры...

От Сызрани до Хвалынска - Черно-Затонские горы, от Хвалынска до Вольска - Девичьи, около Саратова - Угрюмские, под Камышином - Ушьи.

Кручи понизились. Смотрели с берегов татары. Едва струги подплывали прятались. Сидели на отмелях орлы. Горько пахли степи полынью и ромашником. Изредка - песками - пробегал верблюд.

Ночью струги подошли к городу. Во тьме высились наугольные башни. "Неужто Кремль Московский?" - со сна подумал Ивашка. И, словно в ответ Ивашкиным мыслям, сказал Томило, стрелец: "Чисто Москва!" - и сплюнул за борт, на миг загасив плясавшую на воде звездку.

Город спал.

Струги пригрянули к Астрахани.

Тянуло горечью с низких песчаных берегов.

4

Задолго до света струги ушли вниз. Сперва решили проведать, что в городе, нет ли о стрельцах какого указа. Всех удивил Неклюд.

– Мне с вами не путь, - сказал он, - рыбы ловить не стану, иным делом хочу кормиться. А было бы чем вам меня вспомянуть - схожу за вестями в город...

Он быстро пошел вдоль берега, то исчезая за буграми, то вновь появляясь. Стрельцы долго смотрели ему вслед.

Потом они вышли на берег. Совсем близко лежала Астрахань. Крупный степной скот пылил по дороге. Рыба серебрилась на возах. Усатые чумаки покрикивали на волов.

Веселый, хмельной поп пришел в полдень к беглым.

– Ныне весна была красна, пенька росла толста!
– кричал он, топая коваными сапогами.
– И мы, богомольцы, ратуя делу святу, из той пеньки свили веревки долгие, чем бы из погребов бочки ловить. А нам в церковь ходить нельзя, вина не испив, ей-право!

– Где вино взял?

– Эй, ребята, кабак близко!
– закричали стрельцы.

– Веди, отче!

– Гуля-а-ай!

Поп увел несколько человек с собою.

С ним ушел Илейка...

Беглые бродили по берегу. Лежали в челнах. У воды трещал костер. Солнце тонуло в песках. Волга плескала звонким, крутым накатом.

Смеркалось. Неклюда все не было. Не возвращались и стрельцы.

– Должно, загуляли, - сказал Глеб, - а Неклюда, мыслю я, зря послали: у меня к нему никак веры нет.

Костер задымил - и в воде замутилось огненное корневище.

– Я чаю, поздно здесь рекостав бывает, - сказал Томило.

– А у нас в Новегороде Волхов вовсе не мерзнет, - промолвил Ждан.

– Полно!

– Верно говорю - под Перынью, урочищем, вода завсегда живая*.

_______________

*

В о д а ж и в а я - незамерзающая, проточная.

– С чего то?

– А как царь Иван у нас лютовал, с той поры и стало.

– Дивно дело!..

Голос у Ждана был густой, певучий. Грея над огнем руки, он заговорил:

– Приехал грозный царь в Новгород. Пошел в церковь к обедне. Глядит за иконою грамотка (попы положили), а што в грамотке, никто не узнал. Только затрепенулся царь, распалился и велел народ рыть в Волхов*. Сам влез на башню. Начали людей в реку кидать. Возьмут двух, сложат спина со спиною - и в воду. Как в воду, так и на дно. Нарыли народу на двенадцать верст; остановился народ, нейдет дале. Послал царь верховых. Прискакали верховые: "Мертвый народ стеной встал!" Сел царь на конь, поскакал за двенадцать верст. Стоит мертвый народ стеною. И тут стало царя огнем палить, начал огонь из-под земли полыхать. Поскакал прочь - огонь за ним. Скачет дале - огонь все кругом. Брык с коня, на коленки стал: "Господи, прости мое погрешение!" Ну, пропал огонь. Да с той поры Волхов и не мерзнет на том месте, где царь Иван людей рыл. Со дна речного тот народ пышет...

_______________

* Р ы т ь в В о л х о в - "зарывать" в воду реки Волхова, то есть топить.

Заскрипел песок. К воде, стороной, метнулась тень Неклюда.

– Заждались!
– крикнули на берегу.

– Узнал што? Или так ходил, без дела?

– Погоди!.. Дай срок!..

Неклюд, хмельной, молча оглядывал стрельцов, искал глазами струги. На нем были новые цветные портищи. Искривленная шапка валилась с головы.

– Глебушко! Ждан!
– резнул уши тонкий Ивашкин голос.
– Не с добром он! Чую, што не с добром!..

Неклюд, повернувшись, шагнул в темноту.

– Эй, куда сшо-ол?

– Што за диво?!

– Неклю-уд!

– Тут я, - раздался голос.

И вдруг засвистали. На берег ватагой высыпали городские стрельцы.

– Не противься! С пищалей бить станем!
– вопил стрелецкий сотник.

– Вона што!

– Неклюд!.. Пес!..

– В челны-и-и!

– Има-ай воровских людей!..

Ивашку впихнули в челн. Мокрое весло ткнулось в руку. Глеб и Ждан быстро гребли стоя. С берега раз, другой грохнула пищаль. Челн заливало волной. Ждан говорил Глебу:

– В устье сойдем. Ловцами станем...

– Эй, пошто не гребешь?
– окликнули они Ивашку.
– Неужто пулей зашибло?

– Да не...
– Он сидел сгорбившись, опустив голову, глотая слезы. Неклюд-то, мыслю, довел на нас... А с нами ведь был заодно, ел, пил вместя-ах...

– Эк ты мягок, - сказал Глеб.
– Ничего, парень! Неправды еще сколь много на свете. Ну, не томись, веселей угребай, не рони весла!..

Стал Ивашка рыбным ловцом.

Ездил на "прорези" - садке с прорезанным дном, где по зашитому решеткою полу ходили большие репьястые рыбы.