Повести
Шрифт:
В ставших озерами протоках ловили веселую рыбу "бешенку". Сеть опрастывали в лодку, "бешенка" билась и трепетала, и лодка казалась наполненной мерцающей водой.
Дула моряна. Ветер ломал ледяные поля. Пласты льдин, острые, как ножи, громоздились и рушились со звоном и плеском.
По весне в устье шел сбор яиц. Тихими летними вечерами сети покрывались белым налетом. Это были поденки...
Так прошел год. И снова была весна с счастливыми голосами уток, с немою рыбьей свадьбой.
Красная рыба
5
"...Ваше царское и княжеское величество не только сами ученых
людей любите, но и всемилостиво... намерены в своем царстве и землях
школы и университеты учредить... Ваше царское и княжеское величество
этим себе имя истинного отца своего отечества снискаете, какого
только бог к особому благополучию страны создал и утвердил..."*
_______________
* Ответ Борису ученого Товия Лонциуса из Гамбурга по поводу приглашения его в Москву для учреждения универсального типа школ.
В Золотой палате на стенах и сводах написаны притчи.
Ангел держит рукою солнце; под ним - земной круг и полкруга: вода и рыбы.
У царского места - органы - "художества златокованны": на деревцах птицы поют сами собой, "без человеческих рук".
На лавках расселась Боярская дума.
Борис держит в руке "царского чину яблоко золотое". У него сросшиеся брови, лицо чуть раскосое, круглое; борода и волосы у висков поседевшие, голос сыроват и глух.
– Решили мы, - говорит он, - послать во всякие иноземные города звать ученых надобных мужей в Москву, дабы научить русских людей немецкому и иным языкам и разным наукам и мудростям приобщить.
Встал с передней лавки Шуйский, подслеповатый, хилый старик:
– Великий государь, дозволь мне, холопу твоему, молвить!.. Што ты, государь, замыслил, и то, государь, замыслил ты не гораздо. Коли в нашей единоверной земле начнут люди говорить розно, порушится меж нас любовь да совет.
– Што скажете, бояре-дума?
– с усмешкой спросил Годунов.
– Не гораздо, государь! Не гораздо!
– закричали бояре.
– Иноземных обычаев нам не перенимать! Своей веры держаться и языка русского! За то стоять!
– Будь по-вашему, - сказал Борис и свел брови.
– Тогда пошлем ребят наших в Лунд-город* да в Любку - грамоте привыкать.
_______________
* Л у н д-г о р о д - Лондон.
– И то, государь, негоже, - молвил Шуйский.
– Побегут ребята наши от немцев. Не станут они ихнюю грамоту учить.
– Не побегут, - сказал Годунов.
– Побегут, государь, - тихо повторил Шуйский и виновато повел носом.
– И доколе, князь Василий, будешь ты мне молвить встречно?
Царь встал.
– Приговорили и уложили мы, - молвил он твердо, - боярских лучших ребят послать за рубеж да еще снарядить Ромашку Бекмана в Любку и
На миг стало тихо... Князь Василий Туренин спросил:
– Государь, а как мыслишь - выход дать ли крестьянам?
– Покуда нет, бояре. В малых вотчинах доходов ныне вовсе не стало. Коли выход дать, побегут крестьяне в большие вотчины, а то - дворянам моим разор... Ну, ступайте, бояре-дума!
Бояре, поклонившись, чередою двинулись к дверям палаты. Посохи один за другим глухо простучали по ковру.
Семен Годунов, прозванный "правым ухом царевым", задержался и, опустив голову, ждал слова Бориса.
– Ну?
– спросил царь, подходя и дыша ему в лицо.
– В П о л ь ш е о б ъ я в и л с я, - глухо ответил боярин, - в Смоленск от рубежа слух прошел...
– Вона!
– воскликнул царь и заходил по палате, волоча левую ногу.
– Государь, - сказал Семен Годунов, - памятуешь ли, што ты молвил, как ездил в Смоленск, город крепити да разными людишками заселяти?
– Говорил я: "Будет сей город ожерельем Московского государства".
– И што тебе боярин Трубецкой сказал, и то памятуешь?
– Того не упомню.
– А сказал он: "И как в том ожерелье заведутся вши, и их будет и не выжита..."
Рдевшая в окнах слюда померкла. Травы и притчи на стенах скрыло тенью. Ангел в колеснице все еще держал рукой солнце. Под ним дотлевала подпись: "Солнце позна запад свой, положи тьму и бысть нощь"...
6
"...От великого государя, царя и великого князя Бориса
Федоровича всея Русии... города Любки буймистрам и ратманам и
полатникам.
Ведомо нашему царскому величеству учинилось, что у вас в Любке
дохторы навычны всякому дохторству, лечат всякие немощи. И вы б
прислали нашему царскому величеству лутчего дохтора, а приехать и
отъехать ему будет повольно, безо всякого задержанья..."
За красной Китайской стеной - Гостиный двор. В лавках - лисицы белые и красно-бурые, сукно "брюкиш" - из города Брюгге, дешевый бархат и дорогая персидская парча.
Купцы выхваляют товар, хватают прохожих за полы:
– Эй, ступай сюда! У нас торговля государева!
– Ствол мушкетный - двадцать алтын! Пика - четыре деньги!
Толпятся, щурятся на мушкеты и пики чуваши и ногаи. Им оружие продавать не велено: "не случилось бы мятежей".
В меховом ряду старый хромой купец встретился с немцем.
– Здрав будь, Роман!
– сказал купец.
– Верно ли бают, что с государевым делом в Любку едешь?
– Еду, - ответил немец, - уж и кони запряжены. Одеял дорожных теплых ищу.