Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Андреевский Георгий Васильевич

Что касается телесных наказаний вообще, то среди российских авторов педагогических трудов по этому поводу существовали различные мнения. Упомянутый нами Костанжогло считал, что лечить детей от шалости следует прежде всего молитвой и постом. Самое лучшее наказание, по его мнению, это «ставить на колени — на молитву и сажать на хлеб и воду». Оставление же ребёнка без обеда, без завтрака, без полдника, телесные наказания, такие как постановка в угол, на колени, а также розги, надевание колпаков на голову и пр., по его мнению, ни к чему не ведут. Весьма хорошей мерой мог бы служить карцер, но лишь в том случае, если в нём ребёнку давали бы только хлеб и воду. Миллер-Красовский в целом одобрял розгу, но недостаток её видел в том, что процесс её применения занимал много времени, а это, как он считал, способствует озлоблению молодой натуры. Наказание по Миллеру-Красовскому должно было быть быстрым. Лучшее — пощёчина, вернее три пощёчины! И совсем необязательно, считал Миллер-Красовский, чтобы ученик повиновался приказанию из любви к воспитателю или по убеждению в разумности приказания. Он должен

его просто бояться.

В гимназиях и реальных училищах розги со временем отменили, ведь там всё-таки учились дети из «благородных» семей, в частности дворянских, а дворяне, в отличие от других сословий в России, от телесных наказаний были освобождены. Поэтому в этих учебных заведениях использовались другие методы воздействия на учеников. В середине 80-х годов XIX века в реальном училище И. М. Хайновского за опоздание на молитву, дерзость в отношении помощника классного наставника, самовольный уход в отпуск могли снизить балл по поведению. Когда же несколько учеников прогуляли урок немецкого языка, педагогический совет, учитывая раскаяние учеников, решил балл за поведение им не сбавлять, а продержать их в воскресенье четыре часа в карцере. Применялись и другие меры поощрения и взыскания. Выставлялись оценки не только по поведению, но и по прилежанию: 5 — значило «отлично», 4 — «хорошо», 3 — «добропорядочно», 2 — «не совсем одобрительно», 1 — «худо». Редко кто дотягивал до единицы. Родителям таких безнадёжных учеников педагогический совет предлагал подумать о бесполезности пребывания их чада в гимназии, «так как оно бесплодно проводит в ней время и своею рассеянностью и совершенным безучастием в учебной деятельности товарищей только отвлекает их от дела и препятствует правильному ходу учебных занятий».

В 70-е годы XIX века хороших учеников заносили на «Красную доску», а учеников, считавших на уроках ворон, сажали за первые парты, чтобы они постоянно находились на виду у преподавателей. К тому же преподаватели таких учеников чаще спрашивали. За леность в занятиях классный наставник мог приказать ученику простоять несколько часов в классе. В учебных заведениях тех лет существовали специальные книги или журналы, в которые преподаватели на первом уроке вносили фамилии учеников, как отсутствующих, так и явившихся в класс после второго звонка, а дежурный надзиратель ежедневно составлял во время второго урока список манкировавших, а проще говоря, прогуливавших и опоздавших учеников, который вывешивался в учительской комнате с указанием причин отсутствия и опоздания для того, чтобы можно было немедленно навести о них справку и проверить истинную причину прогула или опоздания.

Учеников, получивших в течение недели неудовлетворительные отметки, по воскресеньям, после обедни, вызывали в гимназию для занятий по неосвоенным предметам.

Двадцать второго сентября 1889 года на педсовете 1-й московской гимназии обсуждалось поведение ученика седьмого класса Бастанжогло, который, как было записано в протоколе, придумал игру, принадлежащую к числу запрещённых параграфом 30-м Правил для учеников гимназий и состоящую в том, что лица, участвующие в ней, должны сделать взнос (5 копеек) и высказать своё предположение о том, кто из господ преподавателей гимназии взойдёт первым на лестницу, ведущую в отделение старших классов. Сумма сбора назначалась в пользу угадавших. 20 сентября выигравших оказалось трое и общая сумма взноса разделена между ними поровну. На следующий день Бастанжогло придумал новые варианты игры. Он предложил делать ставки на изменение расписания уроков, на вызов того или иного ученика к доске и пр. Но всей этой затее не суждено было осуществиться. Кто-то из проигравших проболтался, дошло до директора, и пришлось всем участникам классного тотализатора признаться в нарушении вышеуказанного параграфа. Педсовет решил подвергнуть учеников следующему взысканию: Бастанжогло арестовать на три воскресных дня по шесть часов в каждый, а остальных — на одно воскресенье также на шесть часов. Внести проступок их в штрафной журнал и уменьшить каждому из них балл по поведению на единицу. Вообще, снизить отметку по поведению педсовет мог за прогул, дурное поведение на переменах, за небрежное отношение к урокам, а также за появление на улице в неуказанное время.

Ограничение свободы передвижения для гимназистов было закреплено в 1870-х годах циркуляром Министерства народного просвещения. Циркуляр велел гимназистам «при выходе из класса („начальников и наставников“. — Г.А) вставать со своих мест». Он запрещал им курить, ходить в театр на пьесы сомнительного содержания, посещать трактиры, увеселительные сады, рестораны (в рестораны, кстати, детей тогда не пускали даже с родителями) и т. д. Члены педагогических советов при гимназиях, в соответствии с предписаниями циркуляра, ходили по трактирам и высматривали, не играют ли где гимназисты на бильярде.

Мог педсовет принять решение и об отчислении из гимназии учеников, не явившихся вовремя в гимназию после каникул, или тех, за обучение которых не внесена плата (в гимназиях, частных и государственных, учёба была платной. Бесплатными для всех учеников с 1910 года стали только государственные начальные училища). Члены педсовета гимназий во главе с директором, правда, могли предоставить ученикам «недостаточных», а проще говоря, бедных семей право учиться бесплатно. В XX веке особо достойные гимназисты стали получать именные стипендии, например Каткова, или такие как стипендия «В память избавления Государя Императора от опасности, угрожавшей Его Величеству в Японии». Там действительно один японец ударил Николая, тогда ещё наследника, саблей по голове.

Случалось,

что педсовет просто не мог не исключить ученика из гимназии, настолько дерзким был его проступок в глазах преподавателей. Как раз такой случай в 1884 году произошёл с учеником первого класса Борисом Богословским. Оказалось, что он подделывал в «балловой книжке» баллы и подписи классного наставника, да так искусно, что учителя не сразу и заметили. За это юного фальсификатора обязали два воскресенья сидеть по четыре часа в классе. И вот во время своего заточения мальчик Боря, «находясь один в классной комнате, — как было записано в протоколе педагогического совета, — совершил проступок, который был бы признан весьма неблаговидным даже в том случае, если бы был совершён в помещении ватерклозета, а именно: он наполнил мочой классные чернильницы и подмочил один из ящиков учительского стола, объяснив это тем, что не мог выйти из класса, так как служитель на его стук дверь не открыл». Служитель категорически опроверг этот довод, заявив, что от классной двери не отходил, но Богословский открыть её не просил. История, конечно, некрасивая, и есть основания полагать, что из этого мелкого пакостника ничего путного не вышло. Но бывали случаи, когда гимназистов исключали и за вольномыслие. Так это случилось с учениками второго класса в 1895 году. 11 сентября во время свободного урока помощник классного наставника отобрал у ученика Усовского рукопись, которую тот читал ученику Асланову. В тетрадке, заполненной каракулями с невероятным числом грамматических ошибок, содержались мысли не только не согласные с учением православной церкви, но даже атеистические! Когда Усовского спросили, откуда он достал эту рукопись, он сначала молчал, а потом признался, что рукопись взял у своего товарища, Кузнецова. Узнав о том, что Усовский попался с рукописью, Кузнецов остальную часть её порвал и выбросил в окно, в Знаменский переулок. Туда кинулся помощник классного наставника, подобрал, что мог, но прочесть ничего было нельзя: рукопись была порвана и некоторые куски её исчезли, возможно, унесённые ветром. Содержание же части рукописи, которая была обнаружена у Усовского и Кузнецова, озаглавленная «Письмо в журнал „Нива“», повергло гимназическое начальство в ужас. Появление столь дерзких мыслей в лучшей гимназии города казалось невероятным. Прозевали, проморгали, проворонили, прошляпили — убивались надзиратели и педагоги. А что же там было написано? А написано было вот что: «Земля образовалась из того, что Солнце вертелось, от него откалывались куски и падали, и тогда образовалась Земля. Австралия образовалась от того, что от какой-нибудь звезды откололся кусок и упал на Землю, и можно даже предполагать, что около каждой звезды есть своя Земля. Посмотрим теперь на людей, что это за существа. Возьмём, например, то, что по учению Христа холостым быть грех, но кто смеет мне запретить не жениться? Кто так рассуждает? Хочу я и женюсь, хочу и не женюсь. Лучше бросить всё и жить свободно. Возьмём теперь святых. Святой человек, говорят, творит чудеса оттого, что он верует в Бога, но такие же чудеса можно творить и по средствам колдовства. Возьмём ещё про то, почему нельзя сидеть три года в одном классе, почему учиться нас заставляют? Лучше было бы так первые три или два года заставлять учиться, а остальные, как хочешь: хочешь — учись, а хочешь — переходи в другое училище, в котором тебе лучше нравится. Потом надо носить установленную форму, но почему же не носить нам такой костюм, который нам лучше нравится? Потом возьмём хотя бы то, что нужно ходить в церковь, но ведь дома можно лучше помолиться, чем в церкви».

Восемнадцатого сентября 1895 года в гимназии состоялось заседание педсовета под председательством директора и в присутствии инспектора. Вопрос был один: проступок учеников второго класса Усовского Николая — православного, сына доктора, и Кузнецова Бориса — тоже православного, сына купца. Когда Кузнецова спросили, откуда он заимствовал мысли, изложенные в рукописи, он сказал, что всё это слышал у себя дома, за чаем. Тогда пригласили в гимназию его отца и спросили о разговорах за чаем. Кузнецов-старший рассказал о том, что не так давно приходил к ним в дом дальний родственник жены, отличающийся крайне либеральным направлением мыслей, который и мог сбить сына с толку.

Педагогический совет постановил: Кузнецова Бориса и Усовского Николая уволить из гимназии с правом поступления в другие учебные заведения Москвы. Послабление, связанное с возможностью после исключения из одной гимназии поступить в другую, руководство мотивировало тем, что «проступок этот совершили ученики малолетние под влиянием рассказов и суждений, которые они слышали дома». Кем стали эти дети и что случилось с ними в жизни, история умалчивает, а интересно было бы знать. Ведь эти мальчишки не просто повторяли услышанное от взрослых. Взволнованные и заинтересованные услышанным, они пошли дальше, стали ниспровергать установившиеся годами порядки и предрассудки. Был ли способен на это кто-нибудь из преподавателей гимназии, а тем более её директор?

Очевидно, нет. Но как же глупо и нелепо выглядят теперь эти люди, учинившие расправу над маленькими, любопытными гимназистами!

Случались увольнения из учебного заведения и без права поступления в другое учебное заведение, но это бывало в самых крайних ситуациях. В 1916 году, например, русских учеников исключили за оскорбление особы государя императора. Одного ученика-еврея уволили «за произнесение кощунственных слов по отношению к Господу Иисусу Христу». Представляю, как ему надоели постоянные обвинения в убийстве Иисуса Христа, которого он и в глаза не видел. Двух учеников-немцев исключили за «антипатриотическое и возмущающее национальные чувства русских людей поведение». Когда началась война, немцы вообще, а не только гимназисты, стали ругать нашего царя.