Пояс черны

Братусь Дмитрий

— Да ладно? Они разве — Алларийская автономия?

— А что же еще?

— Независимый Субъект Конфедерации, — неуверенно ответила Ника.

— А вот и нет. Это типичное заблуждение. Галеонская колония — это автономная область республики Аллария, которая, в свою очередь, является частью конфедерации. Следовательно, Джута осуждена судом республики Аллария и как гражданин Алларии может отбывать наказание на ее титанианской территории.

— То есть даже на Хаммэ? — радостно переспросила Ника, не веря в то, что обстоятельства складываются столь удачно.

— Конечно. Как только мы передадим ее полиции Хаммэ, ей нужно будет написать заявления в суд по правам человека и описать все, что с ней делали в галеонской

тюрьме. Пока заявление будет рассматриваться, свой срок она отсидит на Титане. Вообще, она может даже остаться на Титане, ведь она — гражданка Алларии.

— Здорово! Все-таки я всегда знала, что ты у меня гений.

«Я у нее… — подумал Даг и на мгновение почувствовал себя мужем Ники, от чего тут же погрустнел, вспомнив, что, на самом деле, это не так. — Времени мало… Всего пара часов осталась до посадки. Потом нужно решить проблему с Джутой, найти команду, — все это разрешится достаточно быстро, и что дальше?.. Дальше, Ника, скорее всего, устроит вечеринку по случаю благополучного завершения незапланированных приключений…

— Дагу было известно, что у Ники сейчас точно никого нет, но, зная как легко она заводит знакомства, он был почти уверен, что после этой вечеринки у нее появится новый кавалер, скорее даже один из прежних — тех, что она держала прозапас, и в этот раз, возможно, он станет ее мужем. — Времени мало… Нужно найти подходящий момент. Остаться с ней наедине и признаться во всем. Черт! Как все просто!.. — От одной мысли о таком признании тело Дага сковывало ледяной паутиной. Сознание мутилось от волнения. — Какие подобрать слова?.. Как она воспримет признание в любви от человека, которого всю жизнь считала братом, лучшей подругой — кем угодно, но только не любовником? Я двадцать лет ее знаю, но так и не могу понять, что у нее в голове творится. А вдруг, по какой-то причине, она не хочет ложиться со мной в постель?.. Ведь ни разу за эти двадцать лет не было даже намека на флирт. Да и все ее кавалеры так не похожи на меня. Может быть, я ей просто не нравлюсь. Она любит со мной дружить, я для нее замечательный собеседник, но не более. Ведь есть же у меня подруга Ханна. Мы с ней болтаем на любые темы, но жениться — ни за что!.. — Больше всего Даг боялся поставить Нику перед выбором: жить с другим человеком, зная, что ее лучший друг любит ее, или выйти замуж за него только лишь из чувства благодарности».

С катонийского языка словосочетание «моя жена» дословно переводилось как «живущая у меня дома». Уже давно домом для Дага было то место, где живет Ника.

В детстве, принимая ванну, Ника любила смотреть на мыльную пену, которая напоминала ей облака Титана. Ника закрывала глаза и представляла себя летящей высоко в небе. Ника была одной из немногих жительниц Земли обетованной видавшей облака. Когда-то, в детстве, Ника с родителями улетала с Титана в шторм. Она и без того боялась грозы, а в тот день молнии сверкали то справа то слева, озаряя ярким светом салон пассажирского шаттла. При взлете порыв ветра неожиданно бросил самолет вниз. Кто-то в салоне вскрикнул от ужаса. Прижавшись к маме, малышка Ника колотилась от страха, но вот самолет поднялся над облаками и оказался совсем в другом мире. В кристально чистом небе сияло солнце, а, далеко внизу, во все стороны до самого горизонта простиралась белоснежная пелена облаков. Маленькая Ника очарованная этим зрелищем смотрела в иллюминатор, пока стюардесса не объявила о том, что корабль покидает атмосферу. Эта картина осталась в памяти Ники на всю жизнь.

Вот и сейчас небо над Хаммэ было затянуто плотными облаками.

— Странные облака… — сказал Даг, глядя вниз. — Откуда взялся этот циклон? Не сезон ведь.

— Такой большой… — сказала Ника. — Вообще, циклоны иногда приходят в это время, но очень редко.

— Да и цвет… Либо здесь стекло тонированное, либо облака какие-то серые.

— Да

нет, небо-то нормальное… — Тревога Дага постепенно передавалась Нике. — Облака действительно странные.

— Я запросила погоду на Хаммэ, — объявила Джута. — Температура воздуха — двадцать пять градусов. Дождя нет, но вероятность большая. Ветер северный, порывистый — восемь метров в секунду. Видимость у земли — полторы мили. Нижняя граница облачности — пятьсот метров.

— Жестко, — констатировала Ника и посмотрела на уровень горючего. — Топлива в обрез. Сможешь сесть?

— Смогу, — ответила Джута. — На бомбардировщиках хорошие системы стабилизации.

— Ну, хорошо, тогда я связываюсь с Хаммэ-подход. — Из списка станций Ника выбрала нужную и запросила посадку. — Борт десять-пятьдесят, высота двадцать одна тысяча спускаюсь до одиннадцати, прошу экстренную посадку.

— Хаммэ-подход, приветствуем вас, — с некоторой задержкой ответил искусственный голос автоматического диспетчера. — Борт десять-пятьдесят, спускайтесь и сохраняйте восемь тысяч, разворот вправо курс двести десять.

— Понял вас, спускаюсь и сохраняю восемь тысяч, вправо, курс двести десять, борт десять-пятьдесят.

«Ну вот, сейчас появятся перехватчики, — думал Даг, — и отведут нас на секретную военную базу пришельцев. Там мы пообщаемся с сотрудниками разведки, и все — как будто и не было ничего».

На радаре, однако, было чисто. Похоже, в небе вообще не было воздушных судов.

Самолет вплотную приблизился к густой пелене облаков и уже слегка касался ее. Джута понизила тягу, и бомбардировщик начал медленно погружаться в серый туман, где видимость почти до самой земли была ограничена несколькими метрами. Летящие навстречу капли и льдинки создавали иллюзию длинного коридора дождя, по которому самолет летел с огромной скоростью, и ничего вокруг не было видно кроме этого коридора.

Джута опустила экран шлема и включила курсоглиссадную систему. Стекло экрана тут же стало почти непрозрачным, и она уже практически не видела кабину. Однако это было и ненужно — вся необходимая информация выводилась на шлем и была перед глазами постоянно, куда бы Джута не повернула голову. Сеть ярких желтых линий очерчивала ландшафт. Перед глазами Джуты крутился авиагоризонт с информацией о горизонтальной и вертикальной скоростях, высоте и курсе. Сквозь кабину и серую пелену, Джута видела под собой идеально ровную гладь океана, над которой кое-где возвышались острова. Чуть справа, уже виднелись две высокие тонкие скалы, называемые Южными вратами. В ясную погоду они были хорошим ориентиром для пилотов, заводящих самолеты на посадку. Чтобы выйти на глиссаду нужно было пролететь над Южными вратами на высоте двух тысяч трехсот метров и развернуться немного вправо. Основные полосы аэропорта Хаммэ оказывались прямо по курсу.

— Борт десять-пятьдесят, посадку разрешаю, — раздалось в наушниках. — Спускайтесь и сохраняйте две тысячи, разворот вправо, курс тридцать два. Полоса основная правая. Работайте с Хаммэ-вышка.

— Спускаюсь и сохраняю две тысячи, разворот вправо курс тридцать два, полоса основная правая, борт десять-пятьдесят, — ответила Ника диспетчеру. — В эфире как-то пусто. Похоже, мы здесь одни.

— Ты можешь в это поверить? — спросил Даг.

— Может быть из-за циклона? — предположила Джута.

— Циклон — не причина, — ответил Даг. — И не в такую погоду садятся. Над Хаммэ никогда не бывает пусто. Странно, что ни кто не интересуется, кто мы, откуда взялись, да еще и основную полосу дают. Обычно, они постоянно заняты — на них один за другим садятся, еще и в зоне ожидания вертится кто-нибудь.

Как только диспетчер разрешил посадку, в бортовой компьютер были переданы векторы захода, и на дисплее шлема появилась череда уходящих вниз прямоугольников. Это была глиссада. Пройдя по этому коридору, самолет оказывался в точке касания у начала полосы.