Поймать хамелеона

Цыпленкова Юлия Валерьевна

— Анна Николаевна, — подойдя к ней, с мягкой улыбкой произнес Олег, — нас прислал за вами Марк Карлович. Вам не стоит нас бояться, потому что мы друзья и не причиним вам вреда ни при каком условии. Вам нужно успокоиться и отдохнуть от волнений, — а затем добавил: — Засыпайте.

В отличие от «учеников», восприимчивость к магическому влиянию которых была увеличена Бэлой, что облегчало работу с ними, Анна Николаевна оставалась обычным человеком без всякого проблеска магии. Потому она осталась стоять на ногах, когда остальные заснули. На нее можно было влиять, как и на прочих,

только в непосредственном контакте.

Прислонив трость к стене, Котов поймал женщину, послушно оседавшую на пол. Подхватил ее на руки и занес в одну из четырех маленьких комнатушек, совершенно одинаковых с виду. В каждой стояли по две кровати в два яруса, и значит, у Бэлы было в услужении шестнадцать человек. На одну из кроватей розыскник и уложил свояченицу Маклина. Возиться так с остальными он не намеревался.

Затем распрямился и направился к лестнице, где в неудобных позах лежали мужчины. Снизу на него посмотрел красноречивым взглядом Стёпа.

— Благодарствуйте, барин, — подхватив одного из бывших учеников, едко произнес напарник. — Не мог их наверх поднять, чтоб не растаскивать?

— Это было самое удобное положение, — отмахнулся Олег. — Поищу пока Элоизу.

— Конечно, барин, как скажете, барин, — пыхтя, ерничал снизу Степан. А затем донеслось ворчание: — Однако где же справедливость? Усыпляли вместе, а таскаю только я.

— Барину таскать по чину не положено, — усмехнулся себе под нос Котов и направился на поиски Елизаветы Калмыковой.

Впрочем, особо выбирать не приходилось, на втором этаже осталась только одна до сих пор закрытая дверь. Находилась она в стене, которая перегораживала коридор. И если исходить из размеров дома, то там как раз и пряталась пресловутая ритуальная зала. Олег деликатно постучался набалдашником трости, которую вновь забрал, и потянул на себя дверь…

Выстрел прогрохотал столь оглушительно и неожиданно, что маг только и успел ощутить дуновение ветра рядом с виском, когда мимо промчалась пуля. Он гулко сглотнул и, обернувшись, посмотрел назад, но не увидел, куда она угодила. Лишь после вновь перевел взгляд на ритуальную залу и только сейчас обнаружил, что уже держит перед собой трость, от набалдашника которой расходился невидимый обычному взгляду щит. Инстинкт сработал раньше сознания.

Впрочем, второго выстрела не последовало. До слуха розыскника донеслись щелчки, и он наконец нашел в сумраке взглядом девичью фигурку, которая продолжала нажимать на курок, но, похоже, в ее револьвере был только один патрон.

— Олег! — выкрикнул Стёпа, почти добежав до напарника. — Живой?

— Живой, — не обернувшись, ответил Котов. — И несказанно этому рад.

— Кто стрелял? — Степан выглянул из-за плеча приятеля, увидел девушку и хмыкнул: — Элоиза, вы ли это?

Старший розыскник поднял руку, сжал кулак, и Елизавета Калмыкова, вытянув руки вдоль тела, выронила револьвер и застыла, следя за магами затравленным взглядом. Олег скосил взгляд на напарника.

— Ты там закончил?

— Никуда они не денутся, — отмахнулся тот. — Бока не отлежат. Тут интересней.

— Хорошо, — усмехнулся Котов, и розыскники направились к магине-недоучке.

Олег скользнул

взглядом по зале. Впрочем, залой она, конечно, не была, просто большое и пустое помещение. Какая-либо отделка отсутствовала, только вдоль стен были расставлены на треногах чаши с маслом. Это тоже было для поддержания антуража, но уже для «учеников». Сейчас огонь в них не горел, свет пробивался через щели в закрытых ставнях, и потому в зале было сумрачно.

На полу была начертана пентаграмма. Символы в ней были понятны двум магам, но совершенно неясны для жителей этого мира. И если бы люди, попавшие сюда, умели их читать, то даже не вошли бы в круг, потому что с первого взгляда бы поняли, что пентаграмма существует только для одного ритуала — передача силы.

В центре пентаграммы на треножнике был установлен большой хрустальный шар. Это уже антуражем не являлось. Шар служил накопителем, из него Бэла и забирала силу. Но сейчас у шара застыла живым изваянием девушка, ровесница совсем иной девицы, но разделяла их целая пропасть.

Скромный ангел Глашенька Воронецкая казалась чистой, будто родниковая вода, хрупкой и трогательной, и тем еще более очаровательной в своей женственности. Впрочем, под внешней хрупкостью Глафиры Алексеевны скрывалась внутренняя сила, благодаря которой она умела быть упрямой. А еще она всей душой любила своего брата и ради него готова была на многое.

Елизавета Андреевна Калмыкова тоже была юна, имела хрупкость в облике, да и черты ее лица оказались милы. Но душа таила совсем иные ценности. Воспитанница Бэлы оказалась достойна своей благодетельницы. Также готова была идти к своей цели, не считаясь с чужими жизнями. Ей легко было жертвовать другими, легко выстрелить в человека, легко обмануть доверие той же Бэлы, легко забыть о цене, которая была уплачена за попытку воплотить амбиции.

— Ваш дядя мертв, вы это знаете? — спросил Олег, остановившись перед Лизой. — Говорите, вы это можете. Я сковал лишь ваше тело, но не язык и не разум.

— Отпустите меня, — пролепетала девушка. — Я ничего не делала, я не виновата.

— Тот, кого вы притащили в этот мир, убил вашего дядю, вы это слышите? — повторил старший розыскник.

— Вы не имеете права! — истерично воскликнула Калмыкова. — Я не маг, вы не смеете ничего со мной делать, отпустите!

— Вы — маг, — ответил ей Котов. — Именно вы, Елизавета Андреевна. Они, — он кивнул назад, — нет, а вы маг, пусть и низшей категории.

— Мне просто надо получить доступ к магическому потоку, — вновь пролепетала девушка. — Тогда всё будет иначе…

Степан приблизился к ней, склонился к лицу и усмехнулся:

— Не-а, не будет.

— П-почему? — испугано спросила Лиза.

Олег неприязненно передернул плечами, ему эта девушка была неприятна. Можно было бы списать ее поведение на влияние Бэлы, но если бы не было магини, то разве бы госпожа Калмыкова была иной? Великодушный человек останется таковым, несмотря на чье-либо влияние. Совесть в карман не засунешь, она пробьется даже тогда, когда даже сам себя уверишь, что переживать не о чем. Так что всё, что делала Елизавета Андреевна, было отражением ее внутренних качеств.