Позывной Леон
Шрифт:
«Сработало!» — мелькнуло в голове. Я подождал ещё немного, чтобы убедиться, что хватка действительно ослабла. Затем резко потянул руки вперёд, стараясь «протиснуться» в появившийся просвет, пока он снова не закрылся. И тут же ощутил, как давящая субстанция снова дёрнулась, сжимая меня ещё сильнее. Но на этот раз мои руки были уже снаружи, в месте разрыва.
Силы на исходе — я взмок от пота за считаные секунды. Вложив в усилие всю оставшуюся энергию, я потихоньку раздвигал скользкие стены — словно раскрывал тяжёлую железную дверь, которая была неподатлива, но не сопротивлялась осознанно. И шаг за шагом, миллиметр за миллиметр, просвет становился больше. Наконец яркий солнечный
Тут же потянул лёгкий ветер, принося запахи леса. Я вдохнул поглубже — и рванул вперёд, стараясь вытащить хотя бы голову. Слизкие стены будто «почувствовали» это и попытались «засосать» меня обратно. Но я впился руками в края разрыва, упираясь изо всех сил, и, наподобие пробки из бутылки, наконец «вылетел» наружу.
Получилось не очень изящно: я тут же полетел вниз, задевая ветки и лианы, которые секли и били меня по всему телу. Судя по высоте, находился я где-то в верхушках деревьев, которые, как я уже видел, могут достигать двадцати с лишним метров. Кувыркаясь, я рухнул к подножию гигантского ствола, ощутив несколько жутких ударов — но, к своему удивлению, остался в сознании и, кажется, живым.
Грудная клетка сдавлена, дыхание тяжёлое. С трудом откашлявшись, я приподнялся и тут же почувствовал резкую боль в правой руке. В глазах потемнело, сознание чуть не уплыло. Я, скрипя зубами, осмотрел повреждение: рука приняла неестественный угол, уже начала наливаться синюшным оттенком. Похоже, перелом. К тому же одежда висела лохмотьями, изорванная цепкими лианами и перепачканная какой-то слизью.
— Отлично… — выдохнул я, прижав правую руку к себе. — Выжил после этого проклятого монстра, а теперь тут один, с переломом и без оружия.
Прихрамывая, я сделал пару неуверенных шагов, раздвигая густую поросль и опираясь на левую руку. Потом опустился под стволом большого дерева, присев на влажную почву. Нужно было срочно оказать себе первую помощь — хотя бы зафиксировать сломанную руку. В голове всплыли обрывки воспоминаний о том, как накладывать шину.
— Главное, не терять сознание… — прошептал я себе.
С трудом встав, я отыскал в глубине зарослей старую, сухую ветвь — вполне подходящую на роль шины. Разломав её на два куска, осмотрелся в поисках верёвки или чего-то подобного для повязки. Под кителем (точнее, тем, что от него осталось) на мне была изрядно порванная рубаха, которую я мог бы использовать. Но вот чем разрезать ткань? Ни ножа, ни даже клочка проволоки — в этой «чудо-армии» нам выдали разве что автоматы и патроны, а теперь я ещё и без автомата остался.
— Чёртова самодеятельность… — выругался я, пытаясь хотя бы порвать рубаху руками и зубами. До крови прокусив губу, я наконец справился, и, кривляясь от боли, кое-как примотал сухие ветки к руке, фиксируя перелом.
Выглядело это весьма жалко, но лучше так, чем ничего. Подтянув лохмотья одежды, я привёл себя в более-менее собранный вид и, прижав руку к груди, встал. Ночь (или утро) в этих лесах столь же коварна, как я успел заметить, а мне срочно нужно найти хоть какие-то следы людей — или выживших из моего отряда.
— Ладно, Леон, шаг за шагом, — пробормотал я и, опираясь на дерево, ступил в густую листву. В груди билось сердце, в голове стучала острая боль от перелома, а вокруг царили непроходимые джунгли. Я понятия не имел, где нахожусь и куда идти, но нужно было двигаться. По крайней мере, таков был мой старый армейский принцип: если не можешь стоять — ползи, если не можешь ползти — лежи и отстреливайся. Но мне отстреливаться нечем…
И хотя каждая минута напоминала кошмар, я всё же радовался, что смог вырваться из того жуткого плена. Да и солнце, к счастью, в этом мире, видимо, светит так же ярко и тепло, как и в моём. Это давало мне тонкую ниточку надежды, что всё-таки сумею выжить и найти дорогу обратно к людям — если только они ещё остались где-то поблизости.
Куда идти? Этот вопрос пронизал сознание, когда я, хромая и корчась от боли, доковылял до маленького пригорка. Похоже, ноги я тоже изрядно повредил многочисленными ушибами, потому что каждый шаг отзывался ноющей, почти невыносимой болью. Безысходность и паника едва не овладели мной, но я пересилил себя: нужно было хоть немного осмотреться.
Я опёрся на ствол невысокого дерева, стоявшего на возвышении. На корточках подполз к краю, чтобы взглянуть, что находится вокруг. Лес уходил в глубокую низину, а за моей спиной высилась небольшая горка. «Откуда я пришёл?» — думал я, пытаясь отыскать хоть какие-то ориентиры. Но первые часы похода, когда мы шли с отрядом, прошли для меня в состоянии детского любопытства — рот раззявлен, глаза на мокром месте, а старшие не удосужились дать мне толковый совет насчёт наблюдательности. Впрочем, кого винить? Сам виноват.
Что в итоге? Кругом один сплошной лес. Куда ни глянь — зелёная ширь, никаких гор вдали, никаких видимых ориентиров. О том, где теперь мой отряд, я понятия не имел.
Я сделал несколько шагов назад и, присев у массивного ствола, задумался. Силы были на исходе; мне срочно нужно было хотя бы напиться воды (о еде я уже молчу), иначе я далеко не уйду. Остальные проблемы — потом.
Неожиданно поток мрачных мыслей прервал лёгкий грохот металла где-то совсем рядом. На ум пришла мысль о «разгрузке металлолома», но в таком мире всё может быть. Меня словно ударило новым приливом адреналина, и я, взмокнув от холодного пота, приподнялся. Внизу, чуть левее, деревья встряхнулись, словно кто-то или что-то задело их, а вверх вспорхнула стайка неизвестных мне диковинных птиц.
Любопытство вспыхнуло ярче боли в моём теле, и я, опираясь на ветки и кусты, начал аккуратный спуск в сторону звука. Пройдя несколько метров вниз, остановился, прислушался… Но лес замер в привычном шуме листвы и переливчатых звуках. И вдруг, чуть левее, вновь раздался громкий выдох или стон, словно тяжело выдохнула какая-то огромная машина.
«Это может быть моё спасение… или гибель», — мелькнуло в голове, но я всё равно пошёл на звук, слегка удивляясь собственной неосторожности. Будь я хоть немного разведчиком, подошёл бы с опаской и подготовкой, но вместо этого ломлюсь напролом, как мотылёк на пламя. При этом краем глаза заметил голубоватое свечение — знакомое, как тогда, когда на нас напала подземная тварь. Точно такое же видел у Карвела и у его «крабопаука». Может, там кто-то из моих?
Сердце заколотилось, я превозмог боль и двинулся быстрее сквозь зелёные заросли. Переступив через небольшой ручей, вывалился на полянку, точнее, на расчищенное пространство, где недавно явно стоял густой лес. Теперь деревья были повалены, словно кто-то срезал их гигантским ножом, а посреди всего этого лежал тот самый «крабопаук», но уже вдвое меньше, чем я помнил. У него остались всего две уцелевшие лапы, которые он тяжело шевелил, сгибая их только в крайнем сочленении. От пушки и других механизмов не осталось и следа, а его массивное тело было изломано и разорвано, так что сквозь треснувшие бронепластины виднелось меркнущее голубое пламя — тот внутренний огонь, который, казалось, угасал с каждой секундой.