Позывной Верити
Шрифт:
— Пираты, — сказала Квини. — Капитан Крюк привязал меня к мачте.
— Когда эта кошмарная война закончится, — сказала ее мать, — я хочу знать Абсолютно Каждую Деталь.
— Абсолютно Каждая Деталь моей работы подпадает под действие Закона об официальных секретах, и меня упекут в тюрьму до конца моих дней, если я кому-нибудь расскажу, — сообщила Квини матери. — Поэтому прекрати задавать вопросы.
Росс, младший из тех, кого эвакуировали из Глазго, подслушал этот разговор — и хотя Квини все равно не выдала своей матери деталей (беспечные разговоры стоят жизней и т.д.), но для постояльцев Замка Крейг официальная симпатичная радистка походила скорее на богиню, чем на узницу
(Люблю этих маленьких вшивых детишек, правда.)
К тому же, в течение этой недели няня Квини и постоянная спутница ее матери в одном лице, элегантная француженка в порыве материнского сострадания начала вязать Квини пуловер. Будучи ограниченной в материалах из-за необходимости рационализировать расходы, она распустила на пряжу свой потрясающий костюм, сшитый для нее самой дорогой модисткой в Ормэ в 1912 году. Я упоминаю о создании своего свитера здесь, как о части эндшпиля — словно моя бедная любящая няня в духе мадам Дефарж56 неразрывно связывала мою судьбу швами этой благородной, проверенной временем шерсти. Свитер даже близко не походил на предмет военного гардероба, но он сыграл хорошую службу, и пятна крови тому доказательство. К тому же он был теплым и модным — по крайней мере, в нем сохранилась память о моде. И о тепле.
В конце недели размышлений я решила, что, как и мой сомнительный предок Макбет, я слишком далеко зашла, чтобы давать на попятную; к тому же мне нравилось быть Евой Зайлер. Мне нравилось играть и притворяться, нравилась секретность происходящего, я была польщена собственной важностью. Время от времени я извлекала Чрезвычайно Полезную информацию из «клиентов». Расположение аэродромов. Типы самолетов. Коды. И многое-многое другое.
Так или иначе, после того апрельского допроса все, включая Еву, согласились с тем, что ей нужно сменить сцену. Возможно, пара недель на Континенте, где она могла бы применить свое хладнокровие и знание языков, навыки радистки там, где в этом нуждались больше, — в оккупированной нацистами Франции.
Тогда это казалось очень хорошей идеей.
Знаете ли вы — а вы должны знать, — что выживаемость радиооператоров на вражеской территории составляет не более шести недель? Это обычное время, которое необходимо для того, чтоб ваши локаторы нашли скрытое радиооборудование. Остальная часть миссии Сопротивления — сеть связных и посыльных, сокрытых в тени, уклоняющихся от взрывчатки и передающих сообщения, которые нельзя доверить почтальону — ежедневно перемещаются и никогда не встречаются в одном месте дважды. В ступице колеса, неподвижно и уязвимо, радист сидит в окружении оборудования, которое тяжело спрятать, которое издает электрические волны и шумы, для ваших трекеров подобные неоновому свету.
Прошло шесть недель с тех пор, как я приземлилась здесь. Предполагаю, что это довольно неплохое внедрение для радистки, несмотря на то, что мой успех в столь длительном выживании принес бы больше пользы, сумей я настроить радио раньше, чем меня схватили. Теперь же я живу одолженным временем. И больше мне сказать нечего.
Тем не менее, Фрёйлин Энгель, скорее всего, будет рада закрытию слушания о задании Мэдди во Франции. Думаю, кого-то за это привлекут к трибуналу. Но не знаю кого.
Лидер эскадрильи Спецопераций должен был забрать меня. Под конец сентября Лунная Эскадрилья немного страдала — у них было потрясающе успешное лето, дюжина полетов в месяц, вдвое больше высаженных агентов и десятки перевезенных беженцев, — но травмы и несчастные случаи уменьшили количество пилотов Лизандеров до четырех человек, один из которых слег от гриппа так, что не мог встать (ведь все они были истощены). И вы видите, к чему это привело.
Моя подготовка длилась месяцами — еще одни курсы прыжков с парашютом, затем сложные полевые тренировки, во время которых мне приходилось пробираться через настоящий город (для этого меня отправили в незнакомый мне Бирмингем), оставляя зашифрованные послания для контактных людей, с которыми я никогда не встречалась, и устраивая тайные перехваты фиктивных посылок. Главная опасность заключалась в том, что полицейские могли заметить твою подозрительную активность и арестовать — в таком случае довольно сложно убедить собственные власти
Далее следовали специальные упражнения, связанные с моим назначением — дюжины собираний и разбираний радио; проверки того, не выдает ли моя одежда английского происхождения, отдирание ярлычков от всего, вплоть до трусов (теперь вы понимаете, почему свитер столь идеален — полностью обезличен и сделан из местных материалов). Изучение десятков ярдов кодов — вы знаете (даже слишком хорошо), что все кода расшифровываются с помощью стихотворений, которые легче запомнить, и мне бы очень хотелось посмотреть на дешифровщиков фон Линдена, ломающих голову над «Тэмом о'Шентером» курам на смех. Но он слишком мудр для такого.
Затем пришлось пройти самые отвратительные учения, чтобы убедиться, что моя история целостна. Они поняли, что очень сложно сымитировать мой допрос. Большинство людей находит обескураживающим подъем посреди ночи с последующими пытками, я же просто не могла воспринимать это всерьез. Я слишком хорошо все понимала. После пяти минут борьбы за какие-то детали протокола или что-то вроде того я разрывалась от смеха. В крайнем случае, они завязывали мне глаза и держали заряженный пистолет у затылка в течение шести часов — это было зловеще и изнурительно, но в итоге моя уверенность все-таки пошатнулась. (Как и у всех остальных. Это была далеко не шутка.) Но даже в таких ситуациях мне не было страшно. Ведь я знала, что со мной ничего не случится. В дело было вовлечено много людей, потому что им постоянно приходилось менять охранников, а мой С.О. отказался назвать мне их имена, дабы защитить, понимаете? Две недели спустя я предоставила ему список подозреваемых, который на девяносто процентов оказался верен. Несколько дней я пристально следила за всеми, и в течение следующей недели каждый мужчина, присутствовавший при допросе, угостил меня выпивкой. Женщин раскусить оказалось сложнее, но в результате можно было открывать незаконный магазин шоколада и сигарет, которые они мне дарили. Чувство вины — прекрасное оружие.
Итак, собравшись с духом, я принялась паковать пожитки — сигареты (для подарков и взяток), купоны на одежду (забытые и/или украденные), продуктовые карты, два миллиона франков (на данный момент конфискованные — от мысли об этом мне становится дурно), пистолет, компас, здравый рассудок. После чего оставалось лишь дождаться полуночи. На самом деле у меня хорошо получалось быстро включаться в работу, о которой не предупреждали заранее, я привыкла к подобному (учить стихи наизусть тоже выходило неплохо), но ожидание, ожидание, ожидание восхода луны, кусая кутикулы и поглядывая, как серп прогрызает себе путь по небосклону, было выше моего терпения. Все утро просидев у телефона, можно было из кожи вон выпрыгнуть, когда он все-таки звонил; но оказывалось, что все отменяется, потому что над Ла-Маншем слишком густой туман, или потому что немецкая армия выставила постовых около фермы, на поле которой нужно было садиться, — и весь день был насмарку. Не оставалось ничего, кроме как слоняться по округе, раздумывая, стоит ли мучить себя шестым просмотром «Жизнь и смерть полковника Блимпа» в прокуренном кинотеатре и влетит ли за это, потому что Премьер-министр не одобрял сие творение, а ты была без ума от Антона Уолбрука в роли немецкого офицера, и твой офицер гарантированно знал об этом. Но как только принималось решение «К черту Премьер-министра!» и я с нетерпением ждала еще один мечтательный день в компании Антона Уолбрука, снова раздавался звонок и поступало Задание.
Вы судорожно задаетесь вопросом, правильную ли обувь я обула и куда, черт подери, подевали мои два миллиона франков?
Нерегулярные перевозки
Счастливице Мэдди не приходилось все это терпеть. Она просто забирала свое назначение из операционной рубки Оаквэя, улыбалась при виде грифа «Секретно» и пункта назначения «КВС Баскот», потому что это значило, что в течение следующего дня ей выпадет возможность разделить чашку чая с лучшей подругой. После чего, подхватив противогаз и летную сумку, она отправлялась к Большой Гарпии. Это была рутина. И было дико понимать, что ее обычный день начинался именно так.