Позывной Верити
Шрифт:
— Ты освободил меня.
Он выпрямился и учтиво склонил голову на бок. Почти что отдал честь. Наконец, он вежливо пожелал доброй ночи по-французски:
— Je vous souhaite une bonne nuit.
И снова я удовлетворила его скуку. Он захлопнул дверь за собой. Он прочел Веркора — прочел «Молчание моря»62 — трактат французского Сопротивления, по моей рекомендации! Как иначе?..
У него могут быть неприятности из-за этого. Он завел меня в тупик. Полагаю,
—
На этот раз я точно знаю, на чем остановилась. Точно знаю, где мы были. Где была Мэдди.
В течение энного количества времени четыре разных человека проверяли книги назначений, парашюты и прочие бумаги. Провели инструктаж для Мэдди, сообщили, кого нужно будет подобрать на обратном пути, проверили карты и маршруты, дали ей позывной, которым необходимо было пользоваться, пока она не доберется до Франции (естественно, «Венди»). Сержант полиции попытался всучить ей револьвер. «Все пилоты подразделения берут оружие, направляясь во Францию», — на всякий случай уточнил он. Но она все равно отказалась.
— Я не в КВС, — сказала Мэдди. — Я гражданская. Это нарушение международного соглашения о вооружении гражданских лиц.
Поэтому он дал ей ручку — та называлась Этерпен — поистине удивительная вещь, не оставлявшая клякс и высыхавшая мгновенно. Он сказал, что они заказали тридцать тысяч таких для КВС, чтобы писать ими в воздухе (во время навигационных исчислений), и благодарный офицер КВС контрабандой вывез одну ручку из Франции для Питера, который отдал ее сержанту, а тот, в свою очередь, подарил ее Мэдди. Сержант велел отдать ее кому-то еще, когда она завершит свою миссию. Ручка ему очень нравилась.
Мэдди до смешного дивилась своей ручке. (Тогда я не оценила так понравившийся ей бесконечный запас быстросохнущих чернил, но теперь понимаю всю прелесть.) Ее также тешила мысль о том, что после успешной операции ручку нужно будет передать кому-то другому в качестве подарка — вариация принципа перевозок в ее работе. Она шепотом призналась своему пассажиру:
— В любом случае, я даже не знаю, как пользоваться револьвером.
Это утверждение было не до конца правдой, так как во время второй и третьей поездки в Крейг-касл Джейми научил ее стрелять, и она даже сумела подстрелить аж двух фазанов с двадцатого калибра Квини. Но Мэдди была... или есть? Ладно-ладно, была. Мэдди была слишком скромной.
— Готова немного попрактиковаться в приземлении? — обыденно спросила Мэдди у своего пассажира, будто Ормэ являлся рядовым пунктом назначения вроде Оаквэй. — Они зажгли ложные сигнальные огни на поле для тренировок. Я нечасто приземлялась ночью на освещенную полосу, поэтому мы спрыгнем туда, прежде чем отправиться дальше.
— Хорошо, — согласилась ее пассажирка. Не существовало ничего, что сейчас могло бы испортить им настроение — одна из них была на пути во Францию, а вторая вела самолет. Все было готово к отправке, кроме Квини, — сержант подал ей руку при подъеме по лестнице в
— Погодите, погодите! — Она бросилась к Мэдди. Мэдди выглядела напуганной. Какое-то время они стояли, обнимаясь, словно выжившие после кораблекрушения.
— Вперед! — сказала Мэдди. — Да здравствует Франция!
Союзное вторжение Двоих. Мэдди совершила три идеальные низкие посадки на освещенную полосу, но ее желудок начал выделывать кульбиты из-за того, что луна пропадала из виду, как бывало раньше, когда над Пеннинами портилась погода. Она установила курс на Францию.
Заградительные аэростаты Саутгемптона плавали в лунном свете подобно призракам слонов и бегемотов. Мэдди миновала серебристый пролив Те-Солент и остров Уайт, оказавшись над истерзанным войной Ла-Маншем. Гул двигателя смешался с голосами ее пассажиров, напевающих через интерком «Последний раз, когда я видел Париж».
— Вы слишком жизнерадостные, — грозно ворчала Мэдди. — Отнеситесь к делу серьезнее!
— Нам приказано все время улыбаться, — сказала Квини. — Это первый пункт в руководстве инструктора УСО. Ведь люди, которые улыбаются и поют, вряд ли замышляют контратаку. Если ты бродишь кругами с встревоженным видом, рано или поздно кто-то задумается, чем вызвана твоя тревога.
Мэдди ничего не ответила и после получаса полета над безмятежной, гладкой бесконечностью серебристо-черного Ла-Манша Квини вдруг спросила:
— О чем ты беспокоишься?
— Над Каном63 облачно, — сказала Мэдди, — а в облаках виднеются проблески света.
— Проблески света?
— Какое-то розоватое мерцание. Возможно, молния. Может, стрельба. Или эскадрилья бомбардировщиков. Нужно немного изменить курс, чтобы обогнуть вспышки.
Забавно. Кого заботят вспышки в облаках? Но давайте-ка изменим курс. Ведь мы туристы. Альтернативный маршрут Мэдди пролегал через Нормандское побережье, прямо над Мон-Сен-Мишелем, островной цитаделью, сияющей в лунном свете и отбрасывающей длинные тени на пучину залива, который переливался словно пролитая ртуть. Лучи прожекторов пробежались по небу, но упустили серый Лизандер. Мэдди установила новый курс на Анже.
— По этому курсу лететь меньше часа, — сказала Мэдди своему пассажиру. — Ты что, до сих пор улыбаешься?
— Как идиотка.
После этого — трудно поверить, но да — полет был весьма скучным. Французская сельская местность была не такой захватывающей в лунном свете, как Ла-Манш, и после продолжительных попыток что-то рассмотреть в непроглядной тьме Квини уснула на полу кабины, свернувшись калачиком среди картонных коробок и спутанных проводов и положив под голову парашют. Это было похоже на сон в машинном отсеке мельницы — безгранично шумно, но поразительно размеренно. Последние несколько недель она была крайне взбудоражена, но в эту ночь все как рукой сняло.