Позывной Верити

Вейн Элизабет

Я вскочила и начала во все легкие кричать (по-французски, чтобы несчастная упрямица могла меня понять):

— СОЛГИ! Солги им, тупая корова! Скажи хоть что-нибудь! Прекрати быть треклятой мученицей и СОЛГИ!

И я начала неистово бороться с железным штырем, на который раньше крепилась фарфоровая дверная ручка (пока я ее не открутила и не бросила в голову Тибо), что было абсолютно бессмысленно, поскольку ручка была исключительно декоративным элементом и все болты и засовы закрывали двери снаружи.

— СОЛГИ! СОЛГИ ИМ!

Ох,

я нарвалась на результат, которого совсем не ждала. Кто-то пришел и открыл двери так резко, что я упала наземь, после чего меня подхватили и держали, пока я моргала в попытках привыкнуть к ослепляющему свету, стараясь не смотреть на несчастную девушку.

Там был фон Линден, одетый по-граждански, холодный и спокойный, как замерзший пруд — он сидел, окруженный клубами густого дыма, чем походил на самого Люцифера (никто не смел курить в его присутствии, я не знаю и знать не хочу, что они жгли). Он не сказал ни слова, лишь поманил рукой, и меня швырнули к его ногам, поставив на колени.

Он дал мне несколько минут, чтобы я прекратила дрожать. После чего сказал:

— У тебя есть совет для твоего заключенного друга? Не уверен, что она понимает, что ты обращаешься к ней. Повтори.

Я покачала головой, не до конца понимая, какую игру он затеял на этот раз.

— Подойди к ней, посмотри в глаза и повтори сказанное. Говори четко, чтобы мы все могли слышать тебя.

И я подыграла ему. Я всегда подыгрывала. Это была моя слабость, дыра в моей броне.

Я прижалась к ней лицом так, будто мы шептались. Так близко, что со стороны могло выглядеть слишком интимно, но чересчур близко, чтобы мы могли взглянуть друг на друга. Я сглотнула, а затем четко повторила:

— Спасайся. Лги им.

Именно она насвистывала мелодию «Храброй Шотландии», когда я только оказалась здесь. Вчера вечером она не могла свистеть, странно, что они думали, что она сможет говорить после того, что сделали с ее ртом. Но, так или иначе, она попыталась в меня плюнуть.

— Она не очень-то прислушивается к твоему совету, — сказал фон Линден. — Повтори еще раз.

— СОЛГИ! — закричала я на нее. Спустя мгновение ей удалось ответить мне. Хриплый и резкий голос скрежетал от боли, но расслышали ее все.

— Солгать им? — прохрипела она. — Как делаешь ты?

Я оказалась в ловушке. Быть может, эту ловушку он расставил для меня умышленно. На долгое время воцарилась тишина, пока фон Линден наконец не произнес весьма безразлично:

— Отвечай на ее вопрос.

Именно тогда я утратила самоконтроль.

— Ты хренов лицемер, — опрометчиво огрызнулась я в ответ фон Линдену (он мог не знать этого слова по-французски, но все равно сказать это было не самым разумным решением). — Ты никогда не врешь? А что же ты, мать твою, все время делаешь? Что говоришь своей дочери? Когда она спрашивает тебя о работе, какую правду получает милая Изольда?

Он побелел. Но все еще был спокоен.

— Фенол.

Все неуверенно посмотрели на него.

— У нее самый грязный язык во всей Франции. Сожгите ее рот дочиста.

Я боролась. Она держали меня, пока спорили насчет верной дозировки, потому что он не уточнил, хотел ли, чтоб меня убили. Француженка закрыла глаза и отдыхала, воспользовавшись тем, что всеобщее внимание переключилось на меня. Они достали бутылки и перчатки — комната внезапно обернулась госпиталем. По-настоящему пугало то, что все они едва ли выглядели так, будто осознают свои действия.

—

Посмотри на меня! — визжала я. — Посмотри на меня, Амадей фон Линден, ты, садистский лицемер, и в этот раз наблюдай! Сейчас же ты меня не допрашиваешь, не это твоя работа, я не вражеский агент, извергающий поток кодов! Я всего лишь вонючая шотландка, оскорбляющая твою дочь! Поэтому тешься и смотри! Думай об Изольде! Думай о ней и смотри!

Он остановил их. Просто не мог продолжать. Я захлебнулась от облегчения, ловя ртом воздух.

— Завтра, — сказал он. — После того, как она поест. Фрёйлин Энгель знает, как приготовить фенол.

— Ублюдок! Урод! — Я задыхалась от приступа истерической ярости. — Сделай же это! Своими собственными руками!

— Уберите ее отсюда...

Как всегда, сегодня утром на столе меня ждали карандаш и бумага, а рядом стояли питьевая вода, фенол и спирт, а Фрёйлин Энгель потирала руки от нетерпения, сидя за столом напротив, как делала всегда, пока я готовила для нее очередное чтиво. Она с жадностью ждала, что же я напишу сегодня утром, я знаю, так как ей не объяснили, что именно я натворила прошлой ночью, чтобы оправдать настолько жестокое наказание. Фон Линден, должно быть, спал (он мог быть бесчеловечен, но человеком все-таки оставался). Ох, Боже. Писать осталось не так много. Как, по его мнению, я закончу историю? Разве исход не очевиден? Я хочу покончить с этим, но не могу смириться с мыслями.

Мисс Э. сумела раздобыть немного льда для воды. Он, конечно, растает к тому моменту, как мы примемся чистить самый грязный рот во Франции, но это была хорошая мысль.

—

Мы снова оказываемся в воздухе, паря над полями и реками севера Ормэ, под серебряными сиянием безмятежной, но не совсем полной луны, в самолете, который не мог приземлиться. Радистка послала верный сигнал на землю, и едва ли минутой позже зажглись огни посадочной полосы. До боли знакомые, три мерцающие точки света, образующие перевернутую букву Г, ровно как на импровизированной полосе в Англии, на которой тренировалась Мэдди четыре часа назад.

Мэдди сделала один круг над полем. Она не знала, как долго будут гореть огни полосы, и не хотела упустить возможности. Она начала плавно снижаться, как делала раньше. Позади нее, через дыру в перегородке, ее подруга наблюдала за слабо освещенным циферблатом на приборной панели, который показывал высоту — они слишком медленно снижались.

— Не могу, — вздохнула Мэдди, и Лизандер быстро поднялся вверх, как гелиевый шарик, хотя она ничего не делала. — Просто не могу! Помнишь, я рассказывала тебе о первом Лизандере, как сломался рычаг для регулировки хвостового стабилизатора и наземный экипаж думал, что у меня не хватит сил, чтобы удержать штурвал без подгонки? Но мне удалось установить его в нейтральное положение, прежде чем попробовать сесть. Что ж, сейчас он не в нейтральном положении, он застрял в положении взлета — и теперь уж я точно недостаточно сильна, чтобы держать его до тех пор, пока мы не сядем. Я попробовала убавить мощность, но результата никакого. Если я выключу двигатель и попытаюсь насильно уронить эту чертову штуковину, думаю, она все равно взмоет вверх. А потом уйдет в штопор и прикончит нас. Было бы неплохо, если бы я могла его задержать. Но Лиззи неудержим.