Правда о Портъ-Артуре Часть I
Шрифт:
Изъ разноречивыхъ и сбивчивыхъ донесеній начальниковъ охотничьихъ командъ, незнакомыхъ совершенно съ местностью и слабо поощряемыхъ начальствомъ, несмотря на ихъ тяжелый и безпрерывный походъ, явствовало, что противникъ главнымъ образомъ сосредоточивается противъ нашего праваго фланга, противъ котораго строитъ батареи.
Рекогносцировкой охотничьей команды поручика Роттэ, освещавшей въ ночь на 3-е іюля местность противъ большого перевала на правомъ фланге нашихъ позицій, впереди Сяобиндаускаго перевала, обнаружилось, что на южномъ склоне высоты 150 возведена непріятельская батарея, а внизу расположенъ
3 іюля начальникомъ отряда полковникомъ Семеновымъ былъ высланъ прибывшій изъ Артура взводъ мортирной батареи подъ командой поручика Дударова съ приказаніемъ обстрелять непріятельскую батарею и расположеніе.
Часа въ два пополудни полковникъ Семеновъ, пригласивъ меня, отправился на перевалъ, конвоируемый взводомъ конныхъ дружинниковъ подъ командой поручика Василевскаго.
Когда подтянулись на 1/3 перевала, лошади были переданы охотникамъ для отвода въ безопасное место, а мы начали подниматься наверхъ и, лишь только достигли последняго изгиба дороги, были встречены ружейнымъ залпомъ изъ японскихъ сторожевыхъ цепей.
Пули зацокали въ землю вокругъ насъ. Я оглянулся на дружинниковъ, впервые попавшихъ подъ огонь. Кто побледнелъ, кто покраснелъ – но все бодро подымались впередъ.
Полковникъ Семеновъ, слегка прихрамывая и опираясь на палку, съ высоко по обыкновенію поднятой головой, шелъ впереди всехъ, пристально глядя въ бинокль.
Пули засвистали чаще – совершенный пискъ птички на полномъ лету.
Полковникъ Семеновъ идетъ впередъ, очевидно, тренируя себя и насъ.
Только тогда, когда пули начали ложиться впереди насъ, взбивая пыль, онъ свернулъ вправо, подъ защиту скалы.
Думаю, каждый почувствовалъ глубокое облегченіе, когда очутился вне сферы огня.
Когда мы поднялись на редюитъ, внизу зашумели колеса приближающагося взвода.
Редюитъ съ подошвой перевала соединили телефономъ.
Какъ только отвели упряжныхъ лошадей, полковникъ Семеновъ приказалъ открыть огонь.
Въ теченіе 2 1/2 часовъ взводъ непрерывно поддерживалъ огонь, отлично обстрелявъ все расположеніе противника.
Противникъ не ответилъ ни единымъ выстреломъ. Только его сторожевыя цепи охотились за теми, кто неосторожно высовывался изъ амбразуръ редюита.
Этому игрушечному редюиту 13 и 14 іюля пришлось сыграть серьезную роль во время атаки Высокой горы, на которой онъ былъ расположенъ.
Опять противникъ остался веренъ себе. Онъ ни однимъ звукомъ не выдалъ своего расположенія. Стреляйте, молъ, а мы собираемся съ силами.
И это молчаніе, таинственное, долгое, упорное – действовало угнетающе.
Знаешь, что непріятель впереди, что его много, очень много, что онъ силенъ и настойчивъ въ достиженіи поставленной цели; знаешь, что не сегодня, такъ завтра зашумитъ и бросится на насъ, что день решительнаго боя приближается – но не знаешь, когда именно онъ разыграется.
Эта неизвестность была хуже боя.
Наступитъ вечеръ. Полная тишина. Редко, редко где-нибудь щелкнетъ винтовка.
Все
Часто после ужина я выезжалъ на самую передовую линію. Оставишь лошадь на перевале, а самъ съ первымъ изъ встречныхъ офицеровъ пойдешь бродить по окопамъ, змейкой ползшимъ по гребню Зеленыхъ горъ.
Часовые въ окопахъ. Остальные люди на склоне, обращенномъ въ нашу сторону. Сидятъ группами у разбитыхъ низкихъ палатокъ и мирно беседуютъ. Кой-где дремлетъ огонекъ потухающаго костра. Въ одной группе ведутъ сдержанную беседу съ серьезными лицами. Въ другой въ полголоса поютъ песни родной далекой Россіи.
Идешь мимо, смотришь на нихъ, покорныхъ, тихихъ, темныхъ, оторванныхъ отъ всего, что имъ дорого, пригнанныхъ сюда… и на душе становится тягостно, грустно. Мне говорили, что жизнь ихъ – такая суровая и жестокая проза, что, пожалуй, этотъ бивуакъ, относительный покой и обезпеченность, какъ въ куске хлеба, такъ и быстромъ окончаніи земной комедіи, ихъ вполне удовлетворяетъ.
Невольно хотелось протестовать противъ этой страшной неправды, противъ издевательства надъ человеческой природой, заступиться за нихъ…
…Но передъ кемъ, по какому праву? всегда ловилъ я себя въ своей сентиментальности и успокаивался, силясь настроить себя на подобающій обстановке ладъ.
Редкій изъ офицеровъ, съ которыми я прогуливался по сторожевой цепи, не напутствовалъ меня фразой, которую я почти заучилъ наизусть.
– Вы, голубчикъ, постоянно въ штабе, съ начальствомъ видитесь, говорите. Узнайте, пожалуйста, когда насъ сменятъ. Мочи нетъ, верьте: третью неделю безсменно въ сторожевомъ охраненіи; жарища, пища плохая, завшивели и мы и люди. Хоть бы денька на два сменили, пообмыться и отдохнуть. День еще ничего, а ночью изводъ одинъ. Нервы напряжены страшно. Все японецъ мерещится. Пожалуйста, пріедете въ штабъ – разузнайте, цидулечку съ охотникомъ и пришлите. Все будетъ легче.
Не въ комфортабельныхъ помещеніяхъ штаба Стесселя, домикахъ Фока, даже не на бивуаке Семенова, где мы спали спокойно, а въ сторожевой цепи, почти подъ открытымъ небомъ, въ вечномъ напряженіи, въ виду самаго противника – вотъ где истинная боевая обстановка. Только тотъ офицеръ, который неделями просиделъ въ сторожевомъ охраненіи, а затемъ вместо смены и отдыха выдержалъ два, три дня непрерывнаго боя подъ щедрымъ свинцовымъ дождемъ противника – только тотъ имеетъ право сказать, что онъ былъ на войне, только тотъ можетъ носить въ память ея какой-нибудь орденъ.
У насъ же въ Артуре все штабные, спавшіе въ удобныхъ походныхъ постеляхъ, получили массу наградъ, а многіе изъ товарищей, мокнувшіе подъ дождемъ и умиравшіе подъ огнемъ, едва получали по "клюкве" (Анна 4-ой степени; красный темлякъ на шашку), а то и совсемъ оставались безъ наградъ.
Объездъ генераломъ Стесселемъ передовыхъ позицій.
Въ первыхъ числахъ іюля прошелъ слухъ на передовыхъ позиціяхъ, что въ ближайшемъ будущемъ начальникъ раіона собирается лично объехать всю оборонительную линію.