Правда о Порт-Артуре. Часть II
Шрифт:
Его настолько разстраиваетъ всякая неожиданность, что онъ положительно теряетъ способность логическаго мышленія и подчасъ способенъ говорить абсурды.
Онъ вообще не уметъ себя вести въ окружающей его обстановк.
Простившись съ полковникомъ Тыртовымъ, я зашелъ въ магазинъ экономическаго общества.
Въ магазин толпа.
Солдаты-продавцы едва успваютъ отпускать товаръ.
Спрашиваю у завдующаго магазиномъ — что случилось? Почему такой наплывъ покупателей?
— Во-первыхъ, завтра праздникъ, а во-вторыхъ, вс длаютъ себ запасы. Какъ только
Въ толп замтилъ знакомаго офицера. Поздоровались.
— А, господинъ корреспондентъ! Ну, какъ дла? Что подлываете? Слышали, чмъ кончился сочиненный романъ про m-me Тауцъ?
— Какъ же, слышалъ. Дло было такъ.
На одной изъ шаландъ, отправившихся въ Чифу, была супруга полицмейстера г-жа Тауцъ.
По городу посл возвращенія части шаландъ распространился слухъ, что шаланда, на которой ухала жена полицмейстера, очень еще молоденькая дамочка, попала въ руки японцевъ. Не возвращена же шаланда въ Артуръ по той простой причин. что m-me Тауцъ очень понравилась японцамъ.
Толкамъ и пересудамъ, конечно, не было границъ. Дамскій элементъ Артура, какъ боле чуткій ко всему, что носило романическіи характеръ, далъ своей фантазіи волю, и исчезновеніе m-me Тауцъ облеклось въ романъ изъ японо-артурской войны.
До начала войны въ m-me Тауцъ (тогда еще двушку) былъ влюбленъ японскій офицеръ, проживавшій въ Артур въ качеств парикмахера. Парикмахеръ этотъ впослдствіи ежедневно брилъ ея супруга и поклялся, что рано или поздно m-me Тауцъ будетъ принадлежать ему, мнимому парикмахеру.
Шаланда была настигнута у береговъ Квантуна, вс русскіе были умерщвлены, а m-me Тауцъ была спасена своимъ поклонникомъ и теперь въ его власти.
Быть можетъ, авторши и восхищались постоянствомъ японца, съ каждымъ днемъ прибавляя новую главу въ сочиненномъ ими роман, но несчастному законному супругу, самому полицмейстеру, было не до восхищенія.
Бдный Тауцъ метался со своими конными полицейскими по ближайшимъ бухтамъ, разыскивая слды своей молодой супруги, оставляя на произволъ судьбы ввренную ему позицію.
Много было загнано лошадей, много несчастныхъ китайцевъ испробовали на своихъ спинахъ силу русской нагайки…
Но вдь каждая исторія чмъ-нибудь да кончается. Кончился и фантастическій романъ m-me Тауцъ.
Скоро въ Артуръ пришло извстіе, что m-me Тауцъ благополучно прибыла въ Чифу и шлетъ свой искренній привтъ законному супругу.
Полицмейстеръ повеселлъ, китайцы и артурскій пролетаріатъ вздохнули свободне.
Авторамъ романа стало скучно. Въ глазахъ дамъ г. Тауцъ потерялъ обаяніе несчастнаго супруга.
Утромъ, часовъ около 9-ти, я отправился къ фотографу Липпейнтнеру съ цлью пригласить его снять на плацу передъ отрядной
Фотографъ съ удовольствіемъ было согласился, но узнавъ, что на парад будетъ самъ Стессель, заявилъ:
— Нтъ, я очень боюсь этого генерала. Онъ меня прогонитъ. Вы имете разршеніе? Если не имете — я не поду. Этотъ генералъ все можетъ. Онъ можетъ подарить мн розги.
Какъ я ни уговаривалъ австрійца — послдній былъ твердъ въ своемъ ршеніи. Пришлось итти къ Стесселю. Едва я вышелъ изъ воротъ Пушкинскаго училища — какъ изъ-за угла стессельскаго дома показалась крупная фигура самого генерала, эскортируемая взводомъ казаковъ. Генералъ направлялся въ церковь — былъ 10-й часъ на исход.
Начальникъ раіона, осадивъ коня и поздоровавшись со мной очень привтливо, спросилъ:
— Вы тоже въ церковь?
— Такъ точно, ваше превосходнтельство. У меня, ваше превосходительство, есть просьба.
— Говорите, говорите. Чмъ могу служить господину военному корреспонденту?
— Ваше превосходительство (я привыкъ со старшими говорить почтительно), разршите мн снять парадъ и для этой цли пригласить фотографа.
— Кто онъ? штатскій?
— Такъ точно, ваше превосходительство, штатскій и при этомъ еще австрійскій подданный.
— Хорошо. Только вы за нимъ наблюдайте. Вы за него отвчаете.
— Почему же, ваше превосходительство?
— Вы же за него просите. Я и понятія даже не имлъ, что въ крпости есть австрійскій подданный. Онъ, можетъ быть, шпіонъ. Надо спросить Тауца. Я ему скажу. Такъ нельзя. Вы его пригласите, пусть снимаетъ. а Тауцу нужно сказать. Пожалуй, въ крпости есть еще японскіе подданные…
Генералъ тронулъ лошадь.
— … Вы снимайте, если хотите, только фотографъ, пожалуй, шпіонъ…
Я пожаллъ, что распустилъ свой языкъ, но было уже поздно.
Вернувшись къ фотографу и сообщивъ ему, что генералъ Стессель далъ разршеніе — я усадилъ его въ коляску со всми его аттрибутами и быстро довезъ до церкви.
Парадъ уже начался. Генералъ по обыкновенію говорилъ войскамъ зажигательныя рчи.
Вся площадь передъ входомъ въ крпость была усяна свободными отъ службы офицерами, чиновниками, дамами, обывателями.
День былъ жаркій, ясный, солнечный.
Большинство присутствовавшихъ было въ блоснжныхъ кителяхъ, дамы блистали изящными свтлыми нарядами, которымъ могъ позавидовать любой модный и фешенебельный курортъ. У всхъ оживленныя лица, улыбки…
Ничто, положительно ничто не напоминало, что Артуръ уже осажденъ и съ моря и съ суши.
Ничто не говорило, что не сегодня-завтра, а то, можетъ быть, сейчасъ, сію минуту непріятель откроетъ бомбардировку города.
Когда бомбардировка надвигалась съ моря, крпость задолго до ея начала узнавала, что она приближается. Наблюдательные посты доносили о приближеніи непріятельской эскадры, когда она еще была за видимостью горизонта Артура.