Правда о Порт-Артуре. Часть II
Шрифт:
— Не поздравляю, если японцы вздумаютъ открыть огонь по городу. Страсти тутъ произойдутъ — говоритъ кто-то въ толп.
— И очень просто! И японцы сейчасъ узнаютъ! И… И… И огонь откроютъ!.. И шпіоны у насъ есть!..
И я ухожу!.. загорячился нкій старецъ и поплелся…
— Богъ милосердный милостивъ — ничего не будетъ, помолимся и…
Толпа двинулась; я не слышалъ дальше, чмъ убаюкивалъ себя говорившій. Крестный ходъ, прослдовавъ по набережной, повернулъ на Пушкинскую и наконецъ прибылъ на Цирковую площадь.
Вс
Начался молебенъ.
Солнце царственно лило палящіе лучи на обнаженныя головы молящихся.
Кругомъ относительная тишина, нарушаемая лишь рдкими глухими выстрлами на сверо-восточномъ фронт.
Въ прозрачномъ, сухомъ и жаркомъ воздух льются грустно-мелодичныя молитвословія пвчихъ, и явственно слышатся молитвенные возгласы старшаго въ Артур священника, отца Глаголева.
Молящіеся сплошной массой столпились у крестовъ и хоругвей.
Кругомъ — горы, носящія на груди своей сотни орудій, за ними — врагъ.
11 часовъ. Воцарилась полная, торжественная тишина.
Населеніе Артура молилось.
Раздался возгласъ священника:
— Паки и паки, преклонше колна…
Вс опустились на колни.
Все замерло… лишь отчетливо слышались слова «колнопреклонной» молитвы.
Было ровно 11 ч. 15 м. утра.
Послышался отдаленный выстрлъ. Выстрлъ не нашъ. Секунды уходили въ вчность… надъ головами высоко, высоко что-то запло, завыло… и опять тихо.
Нкоторые поднялись. большинство, склонившись, молилось.
Выстрлъ повторился. Еще, еще… Вой и пніе ниже, явственнй… Еще… Снарядъ со стремительнымъ свистомъ-шипніемъ пронесся, казалось, надъ самыми головами. Большинство повернуло голову, какъ бы слдя за полетомъ снаряда… Секунда… другая… донесся трескъ взрыва тамъ, за нами, въ порту.
Да что же это?! Вдь это не съ моря, а оттуда, съ суши.
Среди молящихся началось волненіе; многіе подымались, опять опускались на колни.
Выстрлъ за выстрломъ… Все чаще, чаще…
Полиція заметалась. Полицмейстеръ Тауцъ быстро ушелъ.
Священникъ дрожащимъ голосомъ кончаетъ молитву. Вс поднялись. Многіе спшно уходятъ, другіе бгутъ. Разбились по группамъ — стоятъ въ раздумьи, словно не понимая, что творится.
Торжественно и громко несутся аккорды гимна: «Тебе Бога хвалимъ».
Громъ взрывовъ на улицахъ, прилегающихъ къ порту, усиливается.
На лицахъ у всхъ недоумніе и испутъ.
Свершилось. Такъ вотъ она дйствительность осажденной крпости! Никто здсь не знаетъ, откуда несется къ намъ смерть и разрушеніе. Оттуда, изъ-за горъ. Но горъ много…
Такъ вотъ они т черные деньки, мысль о которыхъ давила, какъ кошмаръ.
Куда же двалось у всхъ молитвенное
Молебенъ кончался. Еще гремло многолтіе Государю, а священники уже быстро, почти бгомъ уходили отъ мста молитвы; пвчіе, кресты и хоругви едва поспвали за ними.
Священнослужители хотя и ближе къ Богу, но они тоже люди: имъ было страшно.
Площадь быстро опустла. Бомбардировка продолжалась.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда кончился молебенъ, я потребовалъ лошадь и отправился по улицамъ Стараго города.
Большинство снарядовъ рвалось передъ портомъ и въ самомъ порту. Одинъ изъ снарядовъ разорвался у забора офицерскаго экономическаго Общества, рядомъ съ домомъ полковника Тыртова; m-me Тыртова была одна дома, когда началась бомбардировка.
Когда разорвался снарядъ въ нсколькихъ шагахъ отъ крайняго окна гостиной, m-me Тыртова, сидвшая въ этой комнат, остолбенла отъ ужаса и, ошеломленная взрывомъ, была близка къ обмороку.
Мысль о муж, отправившемся на крестный ходъ, заставила ее овладть собой и взять себя въ руки. Страхъ за участь мужа былъ сильне чувства самосохраненія.
Когда я подъхалъ къ зданію порта, къ домику, который занималъ старшій бухгалтеръ, я увидлъ грозную картину разрушенья. Это были слды дйствія 120 мм. бомбъ: крыша разворочена, въ дом хаосъ.
Сошелъ съ коня — вхожу.
Меня встрчаетъ самъ хозяинъ со словами:
— Скажите — что длать? Куда хать? Куда спрятаться? Гд безопасне? Вы должны знать. Не угодно ли? Сидлъ спокойно у окна. Помолился еще, когда крестный ходъ у насъ останавливался.
Вдругъ — трахъ! и видите, что сталось со мной.
Что могъ я отвтить напуганному, выбитому изъ колеи почтенному человку? Сказавъ нсколько фразъ, долженствовавшихъ его успокоить и ободрить, я прошелъ въ сосднюю квартиру.
Въ ней меня поразило слдующее обстоятельство. Снарядъ, пронизавъ крышу и потолокъ, разорвался въ гостиной, разворотивъ въ ней положительно все. Въ сосдней же столовой, отдленной лишь тонкой стной, все было цло — даже теплилась лампадка передъ образомъ.
Бомбардировка съ перерывами продолжалась до сумерекъ.
Прозжая по Стрлковой улиц, я встртилъ пристава Пржевальскаго. Полицейскій чинъ былъ страшно взволнованъ, собиралъ осколки разорвавшихся снарядовъ, передавая ихъ сопровождавшимъ его околодочнымъ и городовымъ.
— Эти осколки нужно представить г. полицмейстеру и начальнику раіона.
Улицы показались вымершими; кое-гд лишь попадались прохожіе, съ любопытствомъ разсматривавшіе результатьт бомбардировки.
Населеніе Стараго города попряталось въ дома. Окна закрыты — у оконъ никого. Словно вс были уврены, что стны и крыша спасутъ ихъ отъ адской разрушительной силы рвущихся снарядовъ.