Правда о Порт-Артуре. Часть II
Шрифт:
Милліоны привтствуютъ новаго Георгіевскаго кавалера за дло людей, имена которыхъ еще никому неизвстны, но которыя уже теперь достояніе исторіи.
Мы, переживавшіе вс ужасы бомбардировокъ, свидтели страшныхъ страданій мучениковъ долга, съ самаго начала войны на каждомъ шагу глубоко возмущавшіеся длами и поступками Стесселя — должны были покорно смотрть, какъ человкъ, обманувшій и обманывающій весь міръ, парадируетъ передъ нами въ тог народнаго героя.
Это было выше силъ человческихъ. Разсудокъ готовъ былъ помутиться.
Артуръ негодовалъ.
Артуръ
Артуръ къ 4 часамъ пополудни опять потянулся покорной толпой къ ступенямъ генералъ-адъютантскаго дома.
Коляска за коляской подкатывали къ крыльцу. Фигура за фигурой то входили, то выходили изъ дома Стесселя.
Вс спшили принести свои "искреннія привтствія".
Въ дом стоитъ шумъ.
Генералъ привтливо жметъ всмъ руки. Онъ счастливъ. Онъ вритъ, онъ поврилъ наконецъ, что, если его "слезница" не достигла цли, то самъ Государь, помимо Куропаткина, его оцнилъ и видитъ въ немъ надежную опору.
Онъ вритъ теперь въ свои силы. Онъ вритъ, что это только начало.
Онъ ни минуты теперь не сомнвается, что онъ поступилъ правильно.
Онъ доволенъ собой — чего же больше?
Вонъ они, друзья неизмнные, совтники разумные. Они надоумили, не выдадутъ.
А если выдадутъ, кто противъ меня — посланника Государя?!?
Никто!!
Вонъ Фокъ, Никитинъ, Рейсъ, Савицкій, Гандуринъ, Колесниковъ, Рябининъ, Павловскій, Корживецъ, … силища. Я ихъ не забуду. Я ихъ засыплю наградами, они мои.
А вотъ и Кондратенко! Онъ тоже мой, онъ въ меня еще вритъ. Хотя и онъ хитеръ, мы его перехитримъ.
Но вотъ Смирновъ!
Не разберешь, что онъ думаетъ. Всегда дисциплинаренъ. Съ Врой Алексевной всегда почтителенъ и любезенъ. Какъ я ни стараюсь его допечь, ничего не выходитъ. Опасный человкъ!
Ну, да ладно. Съ такими молодцами, какъ Фокъ, Никитинъ, Савицкій, Рейсъ, мы живо его обработаемъ.
Мысли зигзагами проходили въ его разгоряченномъ мозгу.
Глаза подъ узкимъ лбомъ иногда загорались и сверкали недобрыми, тревожными огнями.
Совсть была не чиста.
Не хотлъ я итти съ поздравленіемъ. Долго меня уговаривали — колебался. Злость закипала, черная, тягучая…
Пошелъ.
Но пошелъ лишь на слдующій день, 25-го августа, часамъ къ тремъ.
"Живи не по сердцу, а по разуму", твердилъ чуждый мн голосъ.
Пришелъ.
Опять въ кабинет. Не долго ждалъ.
Генералъ вышелъ, видъ заспанный: видимо, его подняли прямо съ постели.
Я началъ поздравлять:
— Считаю долгомъ вторично поздравить васъ съ тмъ, какъ Государь мой безмрно васъ награждаетъ.
— Благодарю васъ. Да, да, безмрно — за дверями послышался женскій кашель — прошу садиться.
Генералъ смотритъ на меня, я на него. Китель, рубаха растегнуты, видна богатырская грудь.
— Курите? Отчего вы перестали писать въ газет?
— Въ настоящее время Артуръ живетъ интересомъ часа. Вс въ обстановк боевой, боле или мене опасной. Интересуются исключительно дйствіями противника и нашими. Требуютъ сухихъ отчетовъ, пренебрегая въ полной мр беллетристикой,
— А кто пишетъ "Извстія" въ "Новомъ Кра"?
— Не знаю. (Я имлъ право такъ отвтить, т. к. подъ извстіями не подписывался, хотя отлично зналъ, что Стесселю давно извстно, кто пишетъ эти "Извстія").
— Что же вы теперь длаете?
— Собираю матеріалъ, который впослдствіи предполагаю издать отдльной книгой.
Генералъ становился сумраченъ, тонъ мнялся.
— И будете тамъ писать только правду?
— Только правду!
— Э! батенька, вс корреспонденты врутъ. Кто больше заплатитъ — тамъ и правда. — Генералъ смотрлъ на меня вызывающе.
— Я, ваше превосходительство, поставленъ теперь и до окончанія кампаніи въ рамки военной цензуры, но впослдствіи, памятуя Высочайшія слова, обращенныя къ представителямъ столичной прессы, я считаю своимъ нравственнымъ долгомъ въ будущемъ писать правду, одну только правду, которая убережетъ Россію и Государя отъ участи — пережить когда-нибудь второй Портъ-Артуръ.
Затмъ считаю умстнымъ вашему превосходительству напомнить и совтую впредь не забывать, что я ношу никмъ еще не запятнанную фамилію стариннаго дворянскаго рода.
Честь имю кланяться.-
Отъ Стесселя отправился прямо къ Смирнову, передалъ ему содержаніе моей бесды.
— Погорячились, погорячились. Я вамъ говорилъ….. на веранду входилъ генералъ Кондратенко — а, Романъ Исидоровичъ, ну, что добраго скажете?
— Ваше превосходительство, неугодно ли будетъ посмотрть пробную стрльбу минами?
Черезъ нсколько минутъ ординарецъ доложилъ о приход полковника Крестинскаго.
Вс тронулись на холмъ за домомъ Стесселя, гд уже былъ установленъ заряженный минный аппаратъ [12] .
12
Идея лейтенанта Н. К. Подгурскаго (старшій минный офнцеръ съ крейсера I ранга "Баянъ").
Пришелъ и генералъ-адъютантъ Стессель. Народу собралось смотрть на диковинное зрлище много. Тутъ были и штабные и строевые офицеры.
Опытъ оказался удачнымъ. Мина, давъ при полет довольно крутую траэкторію, впилась своимъ остріемъ въ землю и, конечно, разорвалась бы, если бы была заряжена.
Стрльба изъ минъ предполагалась по траншейнымъ работамъ японцевъ, окружившихъ Водопроводный редутъ.
Генералъ Стессель, облеченный по обычаю въ срую рубаху и срые сапоги, опираясь на палку, одобрилъ и благословилъ установку миннаго аппарата на Водопроводномъ редут. Къ сожалнію, затя эта не оправдала возлагаемыхъ на нее надеждъ. Механизмъ миннаго аппарата крайне нженъ, и поэтому первая попавшая пуля приводила его въ негодность.