Правда о Порт-Артуре. Часть II

Ножин Евгений Константинович

По окончаніи развдки, по редутамъ открытъ былъ сильный артиллерійскій огонь.

Западный фронтъ.

22 августа. Ночь на линіи фронта прошла покойно.

Ночью японскія заставы придвигаются къ нашимъ постамъ.

Въ деревн Чуйдіуэва стоятъ 6 полевыхъ и 6 осадныхъ орудій. Въ деревн Пандеа живетъ генералъ со штабомъ.

Около 12 часовъ пополудни наблюденіями капитана Стемпневскаго 1-го установлено, что въ направленіи отъ деревни Инчензы къ бухт "1- кораблей" двигался обозъ, численностью около 200 двуколокъ.

Днемъ

временное укрпленіе № 5 стрляло по японской пхот и кавалеріи, показавшихся открыто въ деревн Гоудзятунь. Противникъ немедленно скрылся за дер. "Безъ названья".

Въ 6 часовъ вечера японская рота, перебжавъ въ дер. "Безъ названья", стала наступать на нашъ постъ.

Постъ открылъ сильный ружейный залповый огонь и, поддержанный подоспвшей заставой, отогналъ роту, заставивъ ее отступить въ ближайшую лощину. Непріятель оставилъ 2 убитыхъ и нсколько раненыхъ.

Въ 8 час. веч. въ направленіи фортовъ, на сверо-востокъ, между 6 и 9 госпиталемъ, стали появляться огневые снгналы, по которымъ противникъ открылъ орудійный огонь. Четыре снаряда разорвались на площади противъ дома Соловья, а одинъ разбилъ крышу 9 госпиталя.

CXXXIV

Сегодня прохалъ одинъ на атакованный фронтъ. Когда мой Худобинъ узналъ, что мы демъ на сверо-восточный фронтъ, да еще одни — возмутился.

— И охота вамъ, Евгеній Константиновичъ, къ чорту въ когти лзть.

Такъ я хорошо съ пожарными въ карты игралъ [11] . A теперь, нако-сь!

— Ничего, Николай Терентіевичъ, мы живо объдемъ.

— Да, да — живо въ госпиталь попадемъ.

Пока не осдлалъ лошадей, все время бубнилъ.

— Себя не жалете, скотину бы пожалли.

— А о себ ты не заботишься?

— Я-то что? Мое дло служба. Приставили къ вамъ — значитъ и не того.

По дорог захалъ въ "катакомбы".

Катакомбами артурцы назвали трубу для стока воды, проложенную у импани Краснаго Креста и имвшую въ діаметр до 1 сажени. Сверху въ нсколько саженъ земля. Отличный, прочный блиндажъ, въ которомъ ютились боле робкіе артурцы во время бомбардировокъ. Многіе туда перебрались съ постелями и частью имущества.

11

Я жилъ рядомъ съ пожарной командой.

На голомъ полу стояли рядами кровати. Помщеніе напоминало казарму.

Было тамъ и прохладно и довольно сухо.

Только во время дождя тамъ было неуютно.

Каналъ превращался въ быстро несущуюся горную рчку, забиравшую въ своемъ теченіи все, что не успли поставить на постели.

Если дождь шелъ сильнй, то всплывали и койки.

Зато въ часы бомбардировокъ — тамъ было безопасно.

Когда я подъхалъ къ "катакомбамъ", все населеніе высыпало на воздухъ, усявъ склоны оврага живописными группами оживлявшимися веселымъ щебетаніемъ дтишекъ.

Дымились самовары, горли костры съ треножниками надъ ними — готовились ужинать.

Вечеръ былъ тихій

и ясный.

Городъ не бомбардировался.

Скоро добрались и до Утеса.

Зашелъ въ блиндажъ.

Генералъ Надинъ, неизмнно покойный. Начальникъ его штаба — Степановъ, утомленный. Нсколько офицеровъ. Полковникъ Мехмандаровъ. Послдній съ увлеченіемъ вспоминалъ свой родной Кавказъ.

Поздоровавшись, онъ продолжалъ:

— Кавказъ очень хорошъ! Природа на все положила печать, съ ручательствомъ за доброкачественность. Но бда въ томъ — гд нужно камня, его нтъ, гд не нужно — тамъ тьма. Гд нужно воды — ея нтъ, гд въ ней нтъ никакой необходимости, ея море.

А исламъ? Все хорошее онъ въ будущей жизни даетъ. Все хорошо, только намъ общано въ раю семь гурій, и что же вы думаете? Вс он съ круглыми глазами. Ну, не досада ли? А знаете, я теперь ничего не хочу — ни рая, ни гурій. Я хочу только немного отдыха.

Дйствительно, кругомъ все время рвутся снаряды. Два разорвались на крыш блиндажа. Остальные, перелетая, рвутся въ лощин.

Кругомъ работаютъ стрлки, столько же обращая вниманія на снаряды, какъ на мухъ.

Пришелъ полковникъ Стольниковъ — тянется передъ генераломъ, докладывая:

— Тамъ, за Орлинымъ Гнздомъ, ваше превосходительство, не даютъ показаться, на выборъ бьютъ. Я приказалъ своимъ артиллеристамъ пострлять. Нельзя ихъ безнаказанными оставлять.

— Пострляйте, пострляйте — спокойно соглашался убленный сдинами, почтенный давними годами генералъ Надинъ.

Я внимательно наблюдалъ за всми.

Каждый изъ нихъ не увренъ въ слдующемъ час, слдующей минут. Снарядъ не разбираетъ: старость ли глубокая, молодость ли кипучая — ему все равно. Шипніе, ударъ, мгновеніе — взрывъ, и все кончено.

Это не Севастополь!

Бомбы не зальешь, не засыплешь!

Наблюдалъ и диву давался.

Вдь это не день, не два, а недли, мсяцы долгіе.

Шумятъ, смются, трунятъ другъ надъ другомъ, японцами…

— Ваше превосходительство, демъ? спросилъ Степановъ.

— Да, да, конечно, нужно произвести вечерній объздъ.

Быстро засдлали лошадей.

23-е августа. Восточный фронтъ.

23 августа. Ночь прошла покойно.

Въ боевой обстановк на линіи фронта перемнъ не произошло.

Въ 8 часовъ утра въ долин за Угловой горой показался эскадронъ кавалеріи. Батареи на Длинной гор немедленно открыли огонь.

Снаряды начали ложиться настолько хорошо, что эскадронъ моментально разсялся.

Въ 11 часовъ утра японцы начали передвигаться группами въ 30–40 человкъ впереди Волчьихъ горъ съ западнаго фронта на восточный.

Японцы пошли тихой сапой и окружили Водопроводный редутъ со всхъ сторонъ окопами, доходящими въ нкоторыхъ мстахъ до 300 шаговъ.

Работы идутъ и днемъ, при чемъ японцы настолько умло прикрываются, что видны только взмахи кирокъ и лопатъ, а сами остаются неуязвимыми для ружейнаго огня.