Правители тьмы
Шрифт:
На следующее утро они проскользнули через Дьервар, направляясь к докам. Все главные реки, орошающие Дьендьосскую равнину, сливались в Дьерваре и как одна впадали в недалекое море. Иштван не думал об этом. Он вытянул шею, чтобы мельком увидеть дворец Экрекека Арпада. Перед своей первой поездкой по столице он представлял ее себе как башню, превышающую любые горы, башню, с которой экрекек мог бы протянуть руку и коснуться священных звезд, если бы пожелал. Это были ни на что не похожие павильоны из сверкающего мрамора, разбросанные по парковой зоне, но тем не менее прекрасные. Он помнил это.
И затем, после
***
Мало-помалу Корнелу учился читать по-лагоански. Он никогда не думал, что сделает это, но оказалось, что у него был мощный стимул: чем лучше он читал, тем охотнее узнавал о достижениях Ункерланта на западе. Все, что рассказывало ему о проблемах Алгарве, заслуживало детального изучения. Возможно, ему и не нравился язык Лагоаса, но ему нравилось то, что на нем говорилось.
Однако, когда он повел Джаниру на концерт группы, он пристал к Сибиану, сказав: "Люди Мезенцио наконец-то начинают расплачиваться за свою глупость".
"Хорошо", - ответила она на том же языке. У нее был странный акцент - частично низшего класса, частично лагоанского. Ее отец, Балио, был рыбаком-сибианцем, который поселился в Сетубале после Шестилетней войны, женился на местной женщине и открыл закусочную. Джанира на самом деле более свободно говорила по-лагоански. То, что она вообще говорила по-сибиански, помогло расположить ее к Корнелу.
"Да", - яростно сказал он и сжал ее руку. "Пусть они будут отброшены со всех сторон. Пусть они будут изгнаны из Сибиу".
"Пусть они перестанут сбрасывать яйца на Сетубал", - сказала Джанира. "Отец только начинает вставать на ноги". Альгарвейское яйцо разнесло закусочную, где готовил Балио, а подавала Джанира. Она продолжала: "В новом месте все стало дороже".
"Мне жаль", - сказал Корнелу. И он был: это означало, что ей пришлось работать еще больше, чем раньше, что означало, что у нее было меньше шансов увидеть его. Поскольку его собственные обязанности часто не позволяли ему видеться с ней, их роман, если это можно было так назвать, развивался лишь урывками.
Конечно, Корнелу тоже был женатым человеком, по крайней мере технически. Он надеялся, что у его маленькой дочери Бриндзы все хорошо в городе Тырговиште. Он не надеялся на подобное для своей жены, не после того, как Костаче связался по крайней мере с одним из альгарвейских офицеров, которые были расквартированы у нее.
Стоя в очереди с Джанирой, Корнелу попытался выбросить все это из головы. Очередь змеилась вперед в темноте. Он прошел через пару черных занавесок, прежде чем выйти на свет и заплатить за себя и Джаниру. Они оба протянули руки. Один из берущих плату проштамповал их красными чернилами, чтобы показать, что они заплатили. Затем они поспешили в концертный зал.
Зал
Джанира улыбнулась. "Я понимаю, почему все твои враги должны тебя бояться", - сказала она, садясь рядом с ним.
Корнелу тоже улыбнулся. "Главная причина, по которой мои враги боятся меня, заключается в том, что они слишком поздно не знают, что мой левиафан и я там. Иногда они никогда не узнают, что с ними случилось. Иногда они осознают, и это последнее, что они когда-либо узнают ".
"Ты говоришь так... счастливо по этому поводу", - сказала Джанира с легкой дрожью.
"Я рад этому", - ответил он. "Они альгарвейцы. Они враги, оккупанты моего королевства. Они также враги этого королевства".
"Я знаю. Я все это понимаю". Она поколебалась, затем продолжила: "Просто дело в том, что… Я нечасто слышала, чтобы твой голос звучал по-настоящему счастливым. Это... странно, когда ты говоришь таким образом, и это имеет отношение к убийству ".
"О". Корнелю на мгновение задумался над этим. "Вероятно, мне должно быть стыдно. Но, кроме этого, в последнее время мне нечему было радоваться". Как раз перед тем, как превратить вечер в катастрофу, едва он начался, он искупил свою вину несколькими словами: "За исключением присутствующих, конечно". Джанира, которая начала затуманиваться, расслабилась и положила голову ему на плечо.
Они оба зааплодировали, когда музыканты вышли на сцену. Лагоанская музыка в целом была нежной, как и в других королевствах Алгарве. В нем не было грохота и разглагольствований, как в каунианской музыке. Однако его отличала пара вещей. Во-первых, это было в целом веселее всего, что Корнелу мог бы услышать в Сибиу. Конечно, у жителей Лаго было больше причин для веселья - они жили дальше от Алгарве. И, во-вторых, они позаимствовали треугольники и колокольчики у своих соседей-куусаманов, что придало их изделиям почти фантастическое звучание для ушей Корнелу.
Джанира наслаждалась музыкой; это было очевидно. Корнелу аплодировал чуть более чем покорно, когда концерт закончился. Видя, что его товарищ хорошо проводит время, позволил ему хорошо провести время на одном дыхании. Это было почти так же хорошо, как настоящая вещь.
Даже в темноте, наложенной на Сетубал, чтобы он не стал мишенью для альгарвейских драконов, он оставался оживленным местом после наступления темноты. Лагоанцы, похоже, думали, что они могут использовать шум, чтобы компенсировать недостаток света. Все кричали во всю глотку. В экипажах были маленькие колокольчики, предупреждающие другие экипажи о том, что они здесь. Лей-линейные караваны медленно двигались и звенели большими, глубокозвучными колокольчиками, как на кораблях во время густого тумана. Судя по тому, что говорилось в новостных листках, люди все равно время от времени проходили перед ними. Прогулка впереди даже медленно движущегося автофургона обычно приводила к похоронам. Но альтернативой выходу в кромешной тьме было оставаться дома, а жителям Сетубала это не нравилось.