Правители тьмы
Шрифт:
"Я полагаю, что да", - признал он. "Но это не значит, что я хочу руководить. Кроме того, мы недостаточно сильны, чтобы сделать что-то особенное прямо сейчас".
"Мы будем". Обилот звучал более уверенно, чем чувствовал Гаривальд.
Ему не нужно было отвечать. Некоторое время непрерывно шел дождь. Теперь сверкнула молния и прогремел гром, заглушая все, что он мог бы сказать. Никто ничего не мог сделать в такую погоду: грелзеры не могли углубиться в лес, как они это делали, когда на земле лежал снег, но отряд иррегулярных войск не мог совершить
После того, как прогремел и утих очередной раскат грома, Обилот сказал: "Ты бы предпочел выполнять приказы Садока?"
"Это несправедливо", - ответил Гаривальд, хотя он не мог бы сказать, почему это было не так. На самом деле, у него не было ни малейшего желания подчиняться приказам Садока; эта мысль пугала его больше, чем идти в бой с альгарвейцами. Но никто не предлагал неумелого потенциального мага на место Мундерика. Гаривальда тоже никто не предлагал, или не совсем так. Люди просто смотрели на него. Они не смотрели ни на кого другого, и поэтому работа в конечном итоге досталась ему.
Но и иррегулярные войска не могли вечно отсиживаться в лесах. Парень по имени Разалик подошел к Гаривалду, когда дождь все еще лил, и сказал: "Знаешь, босс, у нас почти закончилась еда".
"Да", - согласился Гаривальд, не совсем радостно. "Нам лучше нанести визит в одну из тех деревень за пределами леса - возможно, даже не в одну из них". Некоторые крестьянские деревни в этих краях сотрудничали с нерегулярными войсками и давали им зерно и мясо. У других были первопроходцы, которые работали рука об руку с властями Грелцера и с их альгарвейскими кукловодами.
Но когда Гаривальд вывел пару дюжин человек из леса, он обнаружил, что крестьяне даже из самых дружелюбных деревень не слишком рады его видеть. Он не ожидал ничего лучшего. Ранняя весна была голодным временем года для всех. Живя на исходе запасов, которые они привезли зимой, крестьяне мало чем могли поделиться с кем-либо.
"Что ты хочешь, чтобы мы сделали?" он спросил первого жителя деревни по имени Даргун. "Высохнуть, улетучиться и оставить тебя на милость рыжих и собак Грелцер, которые нюхают их задницы?"
"Ну, нет", - ответил первый человек, но в его голосе не прозвучало удовлетворения. "Хотя я тоже не хочу, чтобы здешние сопляки голодали".
Гаривальд упер руки в бока. Он узнал триммера, когда услышал его. "У тебя не может быть двух вариантов", - сказал он. "Мы не можем заниматься сельским хозяйством и сражаться с альгарвейцами одновременно. Это означает, что мы должны где-то добывать еду. Это где-то". Однако даже ему казалось, что это ниоткуда. Рядом с Даргуном Цоссен - ничего необычного для обычных деревень - выглядел как мегаполис.
Вздох первача был близок к воплю. "Чего я действительно хочу, так это чтобы все вернулось на круги своя до начала войны. Тогда мне не пришлось бы… все время беспокоиться".
Тогда мне не пришлось бы делать трудный выбор. Это, или что-то близкое к этому, должно было быть тем, что он имел в виду. И какой трудный выбор он обдумывал? Кормление нерегулярных войск или предательство их солдатам, которые следовали за фальшивым королем Раниеро? Это была одна из очевидных возможностей.
"Все
Судя по взгляду, которым наградил его первочеловек, он был определенно отвратителен, независимо от того, был ли он прав или нет. "Если инспекторы когда-нибудь снова зайдут так далеко", - сказал парень.
Мундерик бы бушевал и ревел. Гаривальд вытащил из-за пояса нож и начал острием счищать грязь из-под ногтей. "Ты рискуешь", - согласился он, изо всех сил стараясь оставаться мягким. "Но если ты думаешь, что инспекторы никогда не вернутся, тебе вообще не следовало начинать кормить нас".
Первочеловек прикусил губу. "Будь ты проклят!" - пробормотал он. "Ты не упрощаешь ситуацию, не так ли? Да, я хочу, чтобы альгарвейцы убрались, но..."
"Но ты не хочешь ничего делать, чтобы это произошло", - закончил Гаривальд, и первый снова прикусил губу. Гаривальд продолжил: "Ты не сражаешься. Справедливо - не каждый может сражаться. Но если ты не хочешь сражаться и не хочешь помогать людям, которые сражаются, какой от тебя прок?"
"Будь ты проклят", - повторил первый человек усталым, безнадежным голосом. "Почти не имеет значения, кто победит в этой вонючей войне. Кто бы это ни был, мы проиграем. Бери то, что тебе нужно. Ты бы все равно это сделал." До того, как альгарвейцы вытащили его из Цоссена, Гаривальд не чувствовал особой разницы. Он просто хотел, чтобы война закончилась и оставила его в покое. Но так не получилось. Здесь, в Даргуне, это тоже не сработало бы так.
Вместе со своими нерегулярными войсками и несколькими вьючными мулами, позаимствованными в деревне, он потащился к лесу. Один крестьянин из Даргуна тоже пошел с ним, чтобы отвести мулов обратно, когда в них больше не будет необходимости. Мулы были тяжело нагружены мешками с бобами, ячменем и рожью. То же самое было и с мужчинами - настолько тяжело, насколько они могли справиться и все еще идти по грязи. Гаривальд, согнувшись и поскрипывая спиной, не хотел думать о том, что произойдет, если патруль Грелзеров наткнется на них. Поскольку он не хотел думать об этом, ему было трудно думать о чем-то другом.
Другие нерегулярные отряды встретили их на опушке леса и забрали мешки, которые везли мулы. Крестьянин направился в Даргун. Гаривальд подумал, не следовало ли ему оставить его позади. Мундерик мог бы. Но Гаривальд не видел в этом особого смысла. Все знали, что нерегулярные войска обосновались где-то в этом лесу. Крестьянин не стал бы выяснять, где. Насколько мог видеть Гаривальд, это означало, что он не представлял большого риска.
Когда он вернулся на поляну, отвоеванную нерегулярными войсками после того, как грелзерские рейдеры покинули лес, он ожидал аплодисментов от мужчин и женщин, которые не пошли с ним за припасами. В конце концов, он сделал то, что намеревался сделать. Во всяком случае, у него получилось лучше, чем он ожидал. Им снова не придется беспокоиться о еде в течение двух или трех недель, может быть, даже месяца.