Право на эшафот
Шрифт:
Глава 29
Раньше подобные сны мне не снились, поэтому я сомневалась, был ли он наведенным магией или обычным ночным кошмаром, если так можно сказать про сновидение с участием его величества Теодоро Блистательного. А то еще выяснится, что назовешь сны про него кошмарами – и подпадешь под какой-нибудь закон об оскорблении монаршей персоны. Но сон однозначно меня напугал, хотя я сама не могла сказать, почему не ответила на просьбу Теодоро и не подошла. Тогда опасность казалась пусть и непонятной, но реальной. Мог ли король вытянуть меня через сон к себе? Или повлиять на меня каким-нибудь неприятным образом? Ответа,
Еще и соседка утром подозрительно поинтересовалась, что мне снилось. Пришлось небрежно бросить:
– Не помню. Кошмар какой-то.
– Кошмар? – разочарованно протянула она, но допытываться не стала.
И я, помявшись, все-таки решила уточнить:
– А почему ты спрашиваешь?
– Эрнандес хвасталась, что эта кровать особая.
– Зачарованная на кошмары? – Я с подозрением перевела взгляд на третью кровать, бесхозную: может, лучше занять, пока не поздно?
– Нет. Позволяет будущее увидеть, когда спишь на ней впервые. Причем, просыпаясь, ты точно помнишь, что видела. Эрнандес говорила, что у нее инфа от отца. Врала, значит. Ты же не помнишь…
– Может, кровать перепутала? – предположила я, а когда Ракель с интересом уставилась на пустующую, добавила: – Или комнату? А может, выдумала. Или подшутил над ней кто?
Про себя же решила, что вариант будущего в виде горгульи, на что намекал сон, меня не прельщает, даже если оно будет рядом с Теодоро. Нет, может, ему как раз и нужна ручная горгулья, очень удобная в борьбе с магами – противника подрать гранитными когтями или ему же камешками на голову нагадить. Но тоже вряд ли, потому что в быту горгулья хороша, только когда стоит на крыше дома и отгоняет от него злых духов. Что же касается Теодоро, то он наверняка со своими врагами справляется без чужой помощи, привлекая разве что придворного мага. От воспоминаний о Бласкесе меня передернуло. Мутный он все-таки тип. И дух от него зело злой.
Мы с Ракель ходили по университету, с интересом изучая все его уголки, тайные и явные. Но только в одном корпусе. Во второй, сколько я ни смотрела, никто не заходил. Ракель к нему интереса не проявляла, пришлось зайти издалека.
– Мне кажется, второе здание красивее.
– Ты что? – сразу возмутилась она. – Второе здание – для Сиятельных. Как оно может быть лучше нашего?
– Для Сиятельных? – поразилась я. – Но у нас же нет Сиятельных.
– Сиятельных нет, а корпус университета остался, – помрачнела Ракель. – Ты совсем про это не знаешь?
– Совсем. Мне соседка по дилижансу сказала, что я магию неосознанно использую, а так, может быть, я бы никогда сюда не пришла. И магией раньше не интересовалась.
– А, ну да. Это у нас в семье все только об этом и говорят, а обычным людям зачем, – понятливо кивнула она.
– Так почему корпус оставили? Или не попытались использовать?
– Потому что войти туда никто, кроме Сиятельных, не может. – Ракель нехорошо сузила глаза и сжала кулаки. – А уничтожить его пытались, но куда там! Защита такая, еще лет сто точно выдержит. Нет, если бы маги объединились, снести его можно было хоть сегодня, но, представляешь, многие говорят, что не хотят тратить силы на такую ерунду и что может пострадать второй корпус.
– Но зачем сносить? Там же наверняка что-то ценное есть.
– Нам ничего не нужно из наследства Сиятельных, – твердо заявила Ракель. – Их секреты пусть с ними и умрут.
Она даже рукой дернула в характерном жесте, словно закапывала что-то.
Она болтала на эту тему как заведенная, изливая тонны ненависти на Сиятельных – как давно покойных, так и тех, кто жил в других странах и никак не касался Теофрении. Я же размышляла о том, что я – единственная, кто может попасть во второй корпус. Знать бы еще, что для этого нужно. Возможно, иметь ключ? Или владеть заклинанием прохода? Вариантов масса, но все они требовали проверки, а я боялась даже подойти близко к зданию и тем самым показать свой интерес. Вокруг корпуса словно зона отчуждения была, никто не подходил, зато деревья рядом вымахали чуть ли не в высоту самого здания. Правда, ветками в окна тоже не стучали, держали дистанцию.
– Ой, должны же были списки вывесить! – внезапно спохватилась Ракель. – И сегодня собрания по группам, на списках куратора и время указывают.
Но спохватилась она рано – когда мы подошли, списки только принесли. Группы были маленькие, по десять-двенадцать человек. Мы с Ракель попали в одну, Эрнандес – в другую, что порадовало. А вот то, что куратором у нас оказался Альварес, напротив, насторожило. И еще больше напрягла приписка в конце листа, что за час до собрания по группам будет отдельное собрание для студенток.
– Это зачем? – спросила у Ракель, как у привычного источника информации.
– Ты о чем?
– Я о собрании. – Ткнула пальцем в строчку. – Которое только для девушек. О чем там собираются говорить?
– Понятия не имею. – Она выглядела не менее удивленной, чем я. – Меня о таком никто не предупреждал. Возможно, речь пойдет о дополнительных курсах?
– С чего вдруг? Должна же быть определенная программа.
– Мама говорит, что женская психика более гибкая и женщины легче обучаемы. И вообще, вдруг это связано с принцессой? Она же приходит на некоторые лекции.
– Для первого курса? – скептически хмыкнула.
– Нет, конечно, не для первого. Кстати, собрание будет для всех курсов.
Так и оказалось. Изучая списки и выискивая в них уже знакомые фамилии, я не обратила внимания, что и для других курсов вывесили объявления. Гадали мы долго и безрезультатно, и не только мы: на обеде к нам периодически подсаживались девушки и спрашивали, не знаем ли мы, что будет на собрании. Вопрос адресовался главным образом Ракель, об особенностях ее семьи многие были в курсе. Это стало утомлять, поэтому четвертой подсевшей девице я посоветовала обратиться к Эрнандес, чей отец работал в министерстве магии, и она наверняка осведомлена о нововведениях в университете. Девица в ответ скорчила такую гримасу, что не приходилось сомневаться: к Эрнандес она не пойдет.
Впрочем, долго мучиться неизвестностью не пришлось, потому что собрание случилось всего через каких-то два часа после обеда – ни приличной теории заговора не выработать, ни похудеть от переживаний. Аудитория была набита битком: девушек в университете немного, но и помещение под беседу выделили маленькое. Наверное, чтобы проще было наложить защиту, потому что Альварес, едва войдя, бросил заклинание, не позволявшее ни единому звуку просочиться из аудитории. И только после этого он поздоровался и сказал: