Прекрасная Габриэль
Шрифт:
— Однако я рассчитывал на вас по двум причинам.
— Говорите.
— Во-первых, пружина всякого развлечения, так же как и войны, — деньги, а у нас их нет.
Замет нахмурил брови.
— А у вас их много, — продолжал Сюлли.
— О! Уверяю вас, по крайней мере половина того, что я имею…
— Помещена во Флоренции у великого герцога… я это знаю, и поэтому вы находитесь с этим государем в весьма хороших отношениях, я полагаю.
— Как! — вскричал Замет с беспокойством. — Вы знаете…
— Я всегда знаю, где
— Уверяю вас…
— Если вы занеможете, не оставляйте всех этих денег во Флоренции; я нашел помещение гораздо выгоднее для вас.
— Какое?
— Предположите, что король совсем разойдется с маркизой; предположите, что он будет развлекаться там и сям, пока его разведут с королевой Маргаритой; предположите еще, что король опять женится…
— А! а! — сказал Замет, снова смотря на Сюлли, который равнодушно царапал своей тростью корзинки, усыпанные инеем.
— Имеете вы что-нибудь против брака короля? — продолжал Сюлли.
— Но это смотря по тому, каков будет брак, — сказал флорентиец, осматриваясь вокруг, как будто боялся шпионов.
— Я говорю о хорошем браке, любезный месье Замет, с принцессой молодой, прекрасной, если возможно, а в особенности богатой.
— Это можно найти.
— У вас никого нет в виду?
— Но…
— Есть испанская инфанта.
— Чернушка, настоящая обезьяна.
— Есть савойская принцесса.
— Семь смертных грехов, да еще бедность к тому.
— Есть королева Елизавета Английская.
— Вот уже шестьдесят лет, как врачи требуют, чтобы она умерла девственницей.
— Черт побери! Не нашего короля нужно ли в мужья. Мы перебрали всю Европу, не так ли? Э, нет, мы забыли кого-то, любезный месье Замет.
— Кого же? — спросил флорентиец с простодушием, делавшим честь его дипломатии.
— Даже из вашей родины. Ведь у вас во Флоренции есть принцесса.
— Правда.
— Дочь великого герцога Медичи.
— Принцесса Мария.
— Которой, должно быть, в нынешнем году…
— Двадцать лет.
— И которая хороша собой?
— О, чудо!
— Хорошее владение, народ сытый, который дом Медичи умел откормить как следует.
— Медичи искусны.
— Я думаю; люди, у которых миллион экю от Замета… Кстати, какой характер у этой прелестной принцессы?
— Не знаю и не осмелюсь сказать.
— Вы должны знать. Кто-то мне рассказывал вчера, что у вас молочная сестра, дочь ее кормилицы.
Говоря таким образом, Росни устремил на Замета свои серые глаза, которые были способны изведать глубину души.
— Вы знаете все, — отвечал флорентиец, поклонившись.
— Все, что может интересовать моего государя, любезный месье Замет. Видите, как все сцепляется без усилий. Свяжите конец с концом наши предположения: разрыв короля с прекрасной Габриэль, его препровождение времени со всеми
— Я слишком люблю короля, — сказал Замет, трепеща от радости, — для того чтобы отвергать все эти предположения. Но сколько трудностей надо победить!
— Говорят, ваша соотечественница — ворожея.
— Это болезнь нашей страны.
— Надо будет узнать от нее мой гороскоп, — сказал Сюлли.
— К вашим услугам.
— Вы можете быть уверены, месье Замет, что я считаю вас благородным человеком, добрым другом нашего доброго короля.
Замет поклонился опять.
— Вы дадите взаймы пятьдесят тысяч экю в конце этого месяца, не правда ли? Надо развлечь его величество или войной, или иначе.
— Я прощу эту сумму.
— Благодарю. Это известие утешит несколько любезного государя, который со вчерашнего дня не перестает печалиться или сердиться; я в первый раз слышал, как он говорит о мщении.
— Кому?
— Тому, кто пересказал маркизе. Я думаю, прости Господи, что бедняжка поплатится за всех. Но если бы это могло развлечь короля, что за беда! Месье Замет, сегодня 27 декабря, мне хочется послать завтра за пятьюдесятью тысячами.
— Завтра слишком рано.
— Вот маркиза зовет своих людей. Я оставляю вас, месье Замет. Итак, завтра вечером мы займем у вас деньги в ожидании всех этих процентов, известных вам.
— Хорошо.
— Не забудьте мой гороскоп. До свидания!
Сказав эти слова, Сюлли с значительным видом пожал руку Замету и велел доложить о себе маркизе де Монсо.
Габриэль начала уже свои приготовления, и не будучи замеченной, смотрела на министра, занятого разговором с Заметом. Когда Сюлли вошел к ней, все было кончено. Габриэль отдавала приказания, чтобы заложили лошаков.
Министр, выразив свои сожаления и свое удивление несколькими вежливыми словами, объяснил поручение, данное ему королем, и начал ходатайствовать за своего государя, но так вяло, что его хваленое красноречие не отличилось в этот день. Габриэль, сияя меланхолической красотой, не переставала во все время, как говорил Сюлли, ласкать и целовать своего ребенка. Потом, после речи министра, она сказала:
— Я расстаюсь с королем, любя его очень нежной дружбой. Я оставляю его для его же счастья; может быть, если бы я хотела, я могла бы остаться еще, но королю нужно быть свободным, и все желают его свободы и упрекали бы меня в его неволе. Я перенесла бы с огорчением, если б меня отослали после, а это непременно случится, лучше же мне сделать первый шаг. Неужели вы из тех, который мне скажет, что я напрасно поступаю так?