Преступник
Шрифт:
Инвалид Хасан Басри-бей и Мюфит-эфенди, покуривая наргиле, вспоминали прежние дни и развлечения в Кяатхане [37] .
— Это та самая девочка, о которой говорил Лятиф? — спросил шепотом Хасан Басри-бей.
— Она, разрази ее гром!..
— Малютка-то при чем? А вот старуху да, надо повесить!
— А заодно и этих мерзавцев! Девочке, наверно, лет десять!
— Э-э… Вот так и портится мир!
— Что правда, то правда.
— Сейчас
37
Кяатхане — квартал увеселительных заведений в Стамбуле.
Хасан Басри-бей подтолкнул соседа локтем. Мимо проходили шофер Адем и Ихсан-эфенди.
— Подружились последнее время.
— Правда, я тоже слышал об этом. Жена Ихсана-эфенди, говорят, не выходит из дома тетушки Мухсине.
Старая цыганка опустила скрипку и встала. Джеврие вытирала с лица пот.
— Подожди-ка, — сказал парикмахер Лятиф.
Лицо у старухи расплылось в довольной улыбке.
Ага, значит будут собирать деньги!
— Вот уж не надо, — проговорила она, — со своих грех брать.
— Помалкивай лучше, старая!..
Парикмахер Лятиф высыпал монеты в высохшую руку старухи.
— Ну, теперь идите! Да поможет вам аллах!
Старуха, бормоча слова благодарности, направилась узкой улочкой к Айвансараю.
В Айвансарае их уже ждали. На площади собрались молодые цыганки в зеленых, синих, розовых шальварах; старухи музыкантши в старых черных платьях; старики зурнисты с седыми лохматыми бровями; девочки одних лет с Джеврие, одетые как взрослые, с накрашенными губами; они бегали друг за другом, шутили, смеялись, ссорились.
— Эй, смотрите! — воскликнула одна из них, Шерифе. — Ну и рожа у нее!
— Ты что? — сверкнула глазами Джеврие.
— Почему не накрасилась?
Джеврие пожала плечиками. Девушки окружили ее.
— Почему губы не накрасила?
— Не накрасила, и все.
— Вай! Пусть все любуются твоей прыщавой мордой? Так, да?
Джеврие не отвечала. Джевдет-аби не хочет, чтобы она красила губы. Вот и не накрасила! И никогда больше не сядет к чужим на колени. Джевдет-аби сказал: «Будут заставлять — кричи, плачь. Не поможет — скажи полицейскому».
Пусть лучше не пристают к ней. Теперь она будет слушаться только Джевдета-аби.
— Отстаньте от меня, не буду я краситься! — крикнула она. — Поняли?
— Ты что, одурела? Я тебе покажу! — Старуха схватила ее за ухо.
Джеврие вырвалась.
— Не приставайте ко мне, слышите!
Все переглянулись.
— Не приставать? — переспросила старуха.
— Да, не приставайте!
— Ах ты, дрянь такая!.. Придушу!
Джеврие быстро скинула свои модные, на высоких каблуках, туфли.
— Держите ее! Держите! — крикнула старая Пембе.
Но
Вдогонку бросился брат Шерифе — скрипач Хасан. Черноглазый красивый мальчуган лет тринадцати, босой, в рваной шляпе.
— Ты чего убежала?
Он схватил Джеврие за руку.
— Пусти, Хасан, не твое дело!
— Ты что? Не хочешь быть с нами?
— Не хочу.
— Почему?
— Не хочу, и все. Пусти, а то я закричу, позову полицию!
Хасан удивился:
— Полицию?
— Да, полицию.
— Зачем?
— Бабка знает.
Джеврие вырвалась и побежала.
— В полицию, говорит, заявлю, — сказал Хасан, вернувшись.
— В полицию?.. — переспросила Пембе. — Это на меня-то? Что я ей сделала?
Старуха перепугалась. А вдруг девчонка и правда пойдет в полицию?
— Чтобы глаза у нее лопнули! — наконец пробормотала она. — Пойдемте, теперь чертовка уже не вернется.
— А кто ее научил? — спросил усатый старик зурнист.
— Дружок ее, Джевдет, сын Ихсана-эфенди… Думаю, что он!
В это время Джевдет был у Кости. Мальчики завтракали.
Теперь они почти не расставались. Рано утром, еще до восхода солнца, с лотком на шее Джевдет выходил из дому и шел к Кости через Ункапаны, Балыкпазары, Сиркеджи.
Кости уже был на ногах. В желтой вязанке, в темно-синих брюках, в белых тапочках, голубоглазый Кости весело открыл дверь и впустил Джевдета.
Два друга встречались так, будто не виделись целую вечность; радостные, возбужденные, взбегали по узкой лестнице и заходили в маленькую комнатку Кости, где пахло плесенью.
Все здесь напоминало Джевдету его чуланчик. На полу также были разбросаны книжки и журналы. Только с картинок смотрели не ковбои, а знаменитые певцы и музыканты. И постель была не такая, как у Джевдета: наволочки, простыни — старенькие, но чистые.
Кости, как и Джевдет, приходил домой поздно, усталый, снимал лоток, сбрасывал одежду и сразу же засыпал, часто без ужина. Комнату убирала мать, а иногда сестра — девушка в очках лет восемнадцати.
Джевдету очень нравились и мать Кости и его сестра. С ними ему было легко и хорошо.
Джевдет доел бутерброд с брынзой, допил чай и поднялся из-за стола.
— Хочешь, налью еще, сынок? — ласково спросила мать Кости.
— Спасибо, я сыт.
— Как знаешь.
Она не настаивала. Это нравилось ему больше всего.
Мальчики взяли лотки и вышли на улицу.
— Значит, ты написал на стене: «Отряд „Красный шарф“»! А они? — проговорил Кости.
— Примчались с оружием, в ковбойских шляпах!..
— Вот здорово!
— Ждали нападения! Пусть ждут!
— А Джеврие видел?