Превосходство Борна (др. перевод)

Ладлэм Роберт

— У меня есть еще вопросы, — не успокаивалась Кэтрин.

— Задавайте мне их сколько хотите. Попытайтесь заставить поработать мою головушку, да так, чтобы пот прошиб меня, — а вдруг и получится это у вас. Может, так мы с вами хоть немного отвлечемся от ожидания.

— Вы только что упомянули, правда без особых на то оснований, будто я знаю, что следует делать для нормализации обстановки. И добавили, но уже, как показалось мне, более уверенным тоном, что для меня не секрет и то, как можно обострить ситуацию. Интересно, что вы имели в виду?

— Мне жаль, но я попросту сболтнул не подумав. Дурная привычка, ничего не скажешь!

— А

я полагаю, что вы намекали на этого атташе, Джона Нельсона.

— На кого?.. Ах да, вы о молодом человеке из консульства! Отсутствие здравомыслия он старается компенсировать отвагой.

— Вы не правы.

— Насчет отсутствия здравомыслия? — Густые брови Хевиленда пришли в движение, выражая охватившее их владельца изумление. — В самом деле?

— Я не оправдываю присущую ему слабость характера, но он один из прекраснейших людей, которые у вас есть. Как специалист он превосходит большинство ваших, казалось бы, более опытных сотрудников. Спросите об этом любого работника из здешних консульств, кому доводилось когда-либо встречаться с ним по работе. Он также один из немногих, кто отлично говорит на этом проклятом кантонском наречии.

— И он же выдал то, что, как ему было известно являлось глубоко засекреченной операцией, — отрезал дипломат.

— Если бы он этого не сделал, вы бы не нашли меня. И не оказались бы так близко к Мари Сен-Жак. Она от вас буквально на расстоянии вытянутой руки.

— На расстоянии вытянутой руки, говорите? — Хевиленд, бросив на Кэтрин яростный взгляд, подался вперед. — Когда наконец вы перестанете прятать ее?

— Я еще не решила это.

— И это, о женщину, после того, что вам рассказали! Она должна быть здесь! Без нее у нас ничего не получится, мы пропадем ни за грош. Если бы Уэбб знал, что ее нет с нами, что она исчезла, он бы сошел с ума! Вы должны привезти ее сюда!

— Над этим надо еще подумать, Я могу доставить ее к вам в любой момент. Но из этого вовсе не следует, что я сделаю это по первому вашему слову.

— Вы ничего не понимаете! — заорал посол. — Когда и если наш Джейсон Борн выполнит задание, серия телефонных звонков должна будет немедленно соединить его с женой!

— Я не дам вам номер ее телефона, — ответила категорично Стейплс. — Но, возможно, я сообщу вам ее адрес.

— Вы не представляете, что делаете! Скажите, что я должен сделать, чтобы убедить вас помочь нам?

— Ничего особенного: всего-навсего ограничиться устным выговором Джону Нельсону. Можете даже, если хотите, обсудить его поведение с кем-нибудь из ваших сотрудников, кому вы доверяете, но никаких записей в личном деле быть не должно. И, кроме того, не отсылайте его из Гонконга: здесь у него больше шансов получить признание.

— Черт возьми! — взорвался Хевиленд. — Он же наркоман!

— Право, это смешно! Вот он — пример типичной для американского моралиста примитивной реакции на ряд слов, вселяющих в него ужас!

— Простите меня, миссис Стейплс, но я не вполне понимаю вас…

— Его накачали наркотиками, сам он не употребляет их: его предел — три порции мартини. И еще он питает слабость к прекрасному полу. Правда, кое-кто из ваших атташе предпочитает мальчиков, и предел у них — уже не три, а порций шесть. Но кто станет все это подсчитывать? Откровенно говоря, лично я не осуждаю того, что вытворяют взрослые люди в четырех стенах спальни… Я убеждена в том, что это никоим образом не влияет на то, что они делают вне ее…

Однако у Вашингтона несколько иной взгляд на эту проблему.

— Браво, миссис Стейплс! Итак, я Нельсону объявляю устный выговор, генеральный консул ни о чем не узнает, и в личном деле молодого человека не будет никаких записей. Ну как, устраивает вас это?

— Вполне. Пожалуйста, позвоните ему сегодня же и сообщите об этом. А заодно передайте также, чтобы он для его же собственной пользы навсегда позабыл об этом щекотливом дельце.

— С удовольствием! Что-нибудь еще?

— Да, но я боюсь, как бы не обидеть вас.

— До сих пор вы не боялись этого.

— Но за эти три часа я узнала слишком много.

— В таком случае, дорогая моя, оставьте свои страхи: обижайте меня сколько заблагорассудится.

Кэтрин помедлила немного, а когда заговорила, в ее взволнованном голосе, заполнявшем всю комнату, звучал призыв к взаимопониманию:

— Почему? Почему вы это сделали? Неужели ничего другого нельзя было придумать?

— Я полагаю, вы имеете в виду миссис Уэбб?

— Конечно, я имею в виду миссис Уэбб. И не только миссис Уэбб, но и ее мужа! Я уже спрашивала вас: представляете ли вы, что вы сотворили с ними? Вы поступили как варвары в подлинном смысле этого слова! Вы подвергли их своего рода средневековой пытке! Фигурально выражаясь, растащили в разные стороны их души и тела. И сейчас они, по вашей вине, не знают даже, свидятся ли когда-либо снова! Каждый из них живет в страхе, что один лишь допущенный им неверный шаг может погубить другого! Некий американский юрист задал как-то вопрос во время слушаний в сенате, и боюсь, что мне тоже следует задать его, но уже вам… Скажите, господин посол, есть ли у вас чувство порядочности?

Хевиленд взглянул устало на Стейплс.

— У меня есть чувство долга, — ответил он. — Я должен был действовать быстро, чтобы вызвать соответствующую реакцию — согласие немедленно приступить к выполнению наших указаний. Судьбу Уэбба определило ужасное событие в его жизни, сделавшее из высококультурного молодого ученого того, кого можно было бы назвать «суперпартизаном». В силу всех тех причин, о которых вы уже слышали, мне просто необходим был этот человек, этот охотник. Сейчас он здесь, и он охотится. Что же касается его жены, то с ней тоже все в порядке, как догадываюсь я. Мы, само собой разумеется, не намеревались причинять ей зла.

— Вы упомянули о трагическом событии в жизни Уэбба. Не имели ли вы в виду гибель его первой жены? В Камбодже?

— Вы знаете об этом?

— Да, Мари мне рассказала. Его жена и двое детей погибли во время налета одиночного реактивного истребителя: самолет пронесся на бреющем полете вдоль реки, ведя огонь по воде, где они купались.

— С тех пор он стал другим, — проговорил Хевиленд. — Что-то перевернулось в его сознании, и эта война стала его войной, хотя особых симпатий к Сайгону он никогда не испытывал. Он давал выход своему гневу единственным путем, который знал, — убивая врагов, отнявших у него самое дорогое. Обычно он брался только за самые ответственные, наиболее сложные и опасные операции, в ходе которых необходимо было, например, уничтожить или захватить в плен кого-либо из командного состава противника. Один из врачей сделал заключение, что Уэбб, страдая душевным недугом, расправлялся с убийцами, посылавшими на кровавые дела таких же, как и они, тупоголовых головорезов. Я думаю, в этом есть какой-то резон.