Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Что вы затеяли?
— Возможно, предложить вам свои услуги, прямо скажем, бесценные для вас, за что я вправе рассчитывать на достойное вознаграждение. Здесь, со мной, — ваш друг. Он будет говорить с вами по-английски.
Борн протянул трубку советнику, и тот первым делом представился:
— Это Эдвард Мак-Эллистер, Шен.
— Эдвард?.. — Шен Чу Янг был так поражен, что даже не смог произнести до конца полного имени советника.
— Этот разговор не записывается и ведется без ведома и санкции моего руководства. Где я в данный момент нахожусь, никому не известно. Я решил связаться с тобой, исходя исключительно из своих собственных интересов… да и твоих, кстати.
— Ты… удивил меня, старина, — медленно произнес
— Ты узнаешь обо всем из утренних газет, и, несомненно, об этом уже передается по эфиру в сообщениях с Гавайев. В консульстве изъявили желание, чтобы я исчез на несколько дней: чем меньше вопросов, тем лучше… Ну а я знал к тому времени, кто смог бы стать моим попутчиком.
— Что же случилось? И как ты?..
— Внешнее сходство самозванца и того, чье имя он присвоил себе, было столь очевидно, что вопрос о чистой случайности и не вставал, — прервал Шена советник. — Я полагаю, д’Анжу, желая извлечь из легенды как можно больше пользы для себя, решил учесть физические характеристики Джейсона Борна, которого в свое время видели многие. По-моему, это было совершенно излишне, хотя и могло дать какой-то эффект. В возникшей на пике Виктория панике никто, кроме меня, не заметил при виде изуродованного практически до неузнаваемости лица поразительного сходства между убитым и подлинным Борном. И это неудивительно: помимо всего прочего, я был единственным среди присутствовавших, кто знал Джейсона Борна.
— Ты знал… его?
— Да. Ведь это я заставил его покинуть Азию. И возвратился-то он сюда только затем, чтобы отомстить мне за свое поражение. Руководствуясь извращенным чувством иронии, он решил отомстить мне за свое поражение, предварительно подбросив мне труп «твоего» убийцы на пике Виктория. К счастью для меня, его «я» не позволило ему правильно оценить возможности твоего человека. И, когда он устроил пальбу, наш общий теперь приятель, перехитрив противника, подвел его под огонь охранников.
— Эдвард, ты говоришь так быстро, что я не в состоянии переварить. Скажи-ка лучше, кто вернул подлинного Джейсона Борна?
— Очевидно, француз, лишившийся своего воспитанника и, соответственно, неплохого источника существования. Пылая жаждой мести, он знал, где разыскать того, кто смог бы ему помочь, — своего товарища, с которым служил когда-то вместе в отряде «Медуза», или, иначе говоря, подлинного Джейсона Борна.
— Опять эта «Медуза»! — прошептал Шен с ненавистью.
— Несмотря на дурную репутацию бойцов из этого воинского формирования, некоторым из них были присущи такие понятия, как верность или чувство благодарности. И такой человек, если бы вы вдруг спасли ему жизнь, никогда бы не забыл этого.
— Прости, Эдвард, но с чего это ты пришел к абсурдному заключению, будто меня связывает что-то с человеком, которого ты называешь убийцей?..
— Не надо, Шен! — остановил собеседника советник. — Слишком поздно уже отрицать это. К тому же наша беседа носит исключительно частный характер. Однако я все же отвечу на твой вопрос. На то, что ты связан с киллером, указывают сами совершенные им убийства, своеобразные во многих отношениях. Первыми вашими с ним жертвами пали вице-премьер Китая и с ним еще четверо, которых он прикончил в Тим-Ша-Цуи. Все они — твои враги. А потом еще одной такой же ночью в Кай-Таке была предпринята попытка уничтожить, взорвав бомбу, двух наиболее активных критиков твоей политики, входивших в состав пекинской делегации. Кроме того, ходили всякие слухи, — их всегда полно в сокрытом от постороннего взора мире, живущем по собственным законам. Из уст в уста передавались шепотом известия о таинственных переговорах между какими-то людьми в Макао и Гуандуне, о загадочном поведении влиятельнейших особ в Бэйдцзине и особенно одной персоны, обладающей неимоверной властью. И, наконец, имелось еще досье… Разрозненные факты, сложившись в одно целое, высветили в конце концов
— Какое досье, Эдвард? Что ты имеешь в виду? — произнес Шен, по-прежнему разыгрывая из себя человека, не понимающего, о чем идет речь. — И что означает этот неофициальный звонок, о котором ты даже не поставил никого в известность?
— Я думаю, ты и сам догадываешься обо всем.
— Обладая столь блестящим умом, ты не можешь не понимать, что я не стал бы задавать этих вопросов, если бы знал что к чему: подобные дешевые трюки не для таких, как мы с тобой.
— Почему бы тебе не добавить к сказанному, что бюрократа со столь блестящим, как у меня, умом держат так долго в задней комнате?
— По правде говоря, я ожидал, что ты добьешься значительно большего. Во время торговых переговоров тобою заблаговременно составлялись проекты чуть ли не для всех выступлений и заявлений пресловутых участников их, которым к тому же тебе приходилось еще и указывать, как им вести себя в том или ином конкретном случае. Каждый знает, сколь образцово справлялся ты со своим делом в Гонконге. К тому времени, когда ты покинул его, Вашингтон уже пользовался большим влиянием на этой территории, попавшей в сферу его интересов.
— Я решил отойти от дел, Шен. Я отдал двадцать лет своей жизни правительству, но умирать ради него я не желаю. Я не хочу, чтобы на меня напали из засады, пристрелили из-за угла или швырнули в меня бомбу. Мне никак не улыбается стать мишенью для террористов ни здесь, ни в Иране, ни в Бейруте. Когда-то я получал что-то для себя, для своей семьи. Но времена изменились. Изменились и люди. Жизнь подорожала, моя же пенсия и ожидающие меня перспективы ни в коей мере не смогут дать мне того, что заслужил я своей безупречной службой.
— Полностью согласен с тобой, Эдвард, но какое отношение имеет все это ко мне? Мы всегда стремились с тобой найти компромиссное решение, которое устроило бы обе стороны, и, таким образом, выступали как бы в роли участвующих в судебных разбирательствах консультантов, но никак не врагов, встретившихся на поле брани, где царит одно лишь насилие. О Боже, я был буквально поражен, когда услышал, что за дурацкий вздор несли эти шакалы из гоминьдана, желая очернить мое доброе имя!
— Пожалей меня! — Советник взглянул на Борна. — Все, что услышал ты от нашего общего приятеля, он сообщил тебе по моей просьбе. В действительно твое имя не произносилось никогда на пике Виктория, и при нашей беседе с твоим человеком там не было никого из тайваньцев. Я, решаясь ввести тебя в заблуждение, был твердо уверен в том, что подобный мой ход принесет лишь пользу тебе. Что же касается твоего имени, то я упоминал его только в бумагах, предназначавшихся для крайне ограниченного круга, и делалось это мною исключительно для отвода глаз. Оно встречается в том досье, о котором я уже говорил и которое хранится под замком в моем офисе в Гонконге. На нем стоит гриф «совершенно секретно». Имеется только одна копия этого досье. Она надежно спрятана в подвалах Вашингтона, и извлечь ее оттуда или уничтожить могу только я. Однако в случае, если со мной произойдет что-нибудь неожиданное, — скажем, я погибну во время авиакатастрофы или просто буду убит или исчезну, — досье сразу же передадут в Совет национальной безопасности. Если данные из этого досье попадут не в те руки, то это может сказаться самым губительным образом на обстановке во всем дальневосточном регионе.
— Ты заинтриговал меня, Эдвард, своим столь откровенным, хотя и несколько неполным, сообщением.
— Встречай меня, Шен! И неси деньги, — много денег, американских. Наш общий приятель подсказывает мне, что в Гуандуне есть горы, куда не раз прилетали твои люди, чтобы повидаться с ним. Жди меня там завтра, с десяти до двенадцати часов ночи.
— Я вынужден отклонить твое предложение, мой друг, выступающий в данный момент в качестве моего оппонента. Ты мне не сказал ничего, что оправдывало бы подобную встречу.