Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Потому что он все равно продаст их, а я не желаю, чтобы мой двоюродный брат испортился вконец: ему ведь всего будет мало, чего бы он ни получил от меня.
Так вот и охраняются надежнейшие в мире границы, подумал Борн.
Вонг попросил их пройти в крайние ворота справа ровно без пяти девять, сам же он должен был появиться в контрольно-пропускном пункте один и несколькими минутами позже. Паспорта с красной полосой были быстро просмотрены и переданы во внутреннюю часть офиса, сразу же после чего дипломатов пропустили под многозначительные улыбки одного из двоюродных братьев связного. Гостей Китая приветствовала начальник контрольно-пропускного пункта, расположенного в Жухай-Ши, в провинции Гуандун. Это была невысокого
— Вы по государственным делам в Жухай-Ши? Может, вам нужно в гарнизон в Гуандуне? Я могла бы помочь вам добраться туда на машине, если хотите.
— Бу сесе [233] , — ответил советник, отказываясь от ее услуг, а затем перешел на английский — в знак признательности и уважения к ней за то, что она знала его родной язык: — У нас небольшое совещание, всего на несколько часов, а затем поздно ночью мы вернемся в Макао. Нас будут здесь встречать, поэтому мы посидим за чашечкой кофе и подождем, когда за нами подъедут.
233
Не стоит благодарить! (кит.)
— Если хотите, можете расположиться в моем кабинете.
— Спасибо, но нас будут искать в… «кафи дян»… в кафе.
— Это налево, сэр. Прямо по улице. Приезжайте еще. Всегда будем рады видеть вас в Китайской Народной Республике!
— Мы не забудем, сколь вы были добры к нам, — сказал, кланяясь, Мак-Эллистер.
— Благодарю! — ответила, кивая, грузная женщина и удалилась от них размашистым шагом.
— Говоря вашими словами, господин аналитик, — произнес Борн, — вы отлично справились со стоявшей перед вами задачей. Но тем не менее я вынужден все же заметить вам, что эта особа не питает к нам особых симпатий.
— Оно и понятно, — отозвался советник. — Ей приказали тотчас же, как только мы пересечем границу, доложить об этом кому-то здесь, в гарнизоне, или в самом Пекине. И этот кто-то немедленно свяжется с Шеном.
— Он уже в воздухе, — сказал Джейсон, когда они шли по темной бетонированной дорожке к тускло освещенному кафе. — Направляется прямо сюда. Кстати, как вы думаете, станут за нами следить?
— Не знаю, — ответил Мак-Эллистер, быстро взглянув на Борна. — Но Шен будет готов ко всему. Я подкинул ему достаточно информации, чтобы встревожить его. Если бы он был уверен, что имеется только одно досье, — как и обстоит дело, — то попробовал бы купить его, а потом убить меня. Но он думает или, во всяком случае, должен предполагать, что в Вашингтоне есть копия. Ее-то он и хотел бы уничтожить в первую очередь. И он не сделает ничего, что могло бы меня насторожить или заставить убраться в панике отсюда: помните, я дилетант в таких вещах и поэтому напугать меня ничего не стоит. Я его знаю. Он просчитывает ситуацию и так и этак и, вероятно, везет мне больше денег, чем я видел за всю свою жизнь. Само собой, он надеется вернуть их обратно, когда оба досье будут уничтожены, а я — убит. Итак, вы видите, у меня есть веские основания не проигрывать… или не выигрывать через проигрыш.
Ветеран «Медузы» вновь внимательно посмотрел на ветерана из Вашингтона:
— Вы действительно взвесили все «за» и «против»?
— Самым тщательным образом, — заявил Мак-Эллистер, глядя прямо перед собой. — Я размышлял над этим в течение нескольких недель. Обдумывал каждую деталь. Честно говоря, я не рассчитывал, что вы тоже будете участвовать в этой игре, поскольку предполагал, что вас убьют, но то, что мне придется встретиться с Шеном, — это я знал. Разумеется, я должен был увидеться с ним в частном
— Замечу в ваше оправдание, что нередко без этого и не обойтись: нельзя же допустить, чтобы тебя застали с дымящимся пистолетом в руке.
— Это довольно банальное выражение, — изрек аналитик, улыбнувшись насмешливо. — Что оно означает? Что вас обошли или вы допустили ошибку? Политика не определяется умонастроениями одной какой-либо личности или, во всяком случае, не должна определяться ими. Меня всегда раздражают призывы к справедливости, хотя у людей, вопящих о ней, нет ни идей, ни концепций, ни представлений о том, как нам следует действовать.
— Наверное, люди просто хотят получить прямые ответы на свои вопросы.
— Ну и что это дало бы им? — произнес Мак-Эллистер, когда они уже подходили к кафе. — Они все равно ничего не поймут.
Борн остановился у дверей, не открывая их.
— Вы слепы, — проговорил он, глядя советнику прямо в глаза. — Вы и мне не сказали правды и не стали, по существу, ничего объяснять. Слишком много времени довелось вам провести в Вашингтоне. Пожили бы с пару недель в Кливленде или Бангоре, штат Мэн, глядишь, и расширили бы свой кругозор.
— Не надо читать мне нотаций, мистер Борн. Считают необходимым для себя принять участие в выборах, определяющих фактически характер и целенаправленность наших действий, менее сорока шести процентов населения нашей страны. Все ложится на наши плечи — на профессионалов-исполнителей из чиновничьего сословия. Мы — это то, что вы заслужили… Ну а теперь, может, войдем? Ваш друг мистер Вонг сказал, что нам достаточно провести здесь пару минут, — главное, чтобы видели, как мы пьем кофе, — а затем мы можем спокойно выйти на улицу. Он обещал встретить нас тут через двадцать пять минут, прошло же пока только двенадцать.
— Именно двенадцать? Не десять, не пятнадцать, а двенадцать?
— Совершенно верно.
— А что мы будем делать, если он задержится на две минуты? Застрелим его?
— Очень смешно! — пробурчал аналитик, толкая дверь.
Выйдя из кафе, они направились в сторону темной выщербленной площади перед гуандунским контрольно-пропускным пунктом. Так как в это время суток мало кто пересекал границу, из ворот вышли не более дюжины людей и, пройдя мимо них, скрылись в темноте. Из трех ближайших фонарей горел только один, тускло освещая улицу. Так что разглядеть что-либо вокруг было трудно. Стрелка часов прошла двадцатипятиминутную отметку, потом — тридцатиминутную и, наконец, приблизилась к тридцати восьми минутам. Борн заговорил:
— Что-то не так. Ему уже следовало бы появиться.
— Еще две минуты — и мы стреляем в него? — произнес Мак-Эллистер и тут же испытал отвращение к самому себе из-за того, что столь неудачно пошутил. — Я хотел сказать, что понял. Главное — сохранять спокойствие.
— Когда человек опаздывает на две минуты, то, возможно, и нет оснований для беспокойства, но коль скоро он задерживается на четверть часа, ситуация резко меняется, — заметил резонно Джейсон и тихо, как бы для самого себя, добавил: — Хотя, с другой стороны, не исключено, что в данном случае мы имеем дело с вполне нормальным отклонением от нормы. Он хочет, чтобы мы вступили с ним в контакт.