Пригоршня тьмы
Шрифт:
– За то, что русский, – небрежно произнес копошащийся возле мальчишка с черными, как ночь, глазами и, расстегнув штаны, помочился на него. Потом этой дикой толпе попались две девчонки лет по шестнадцати. Свои же, поселковые… С них, визжащих от ужаса, были сорваны платья, а потом и все остальное, а затем их уволокли в ближайшие кусты.
Путь толпы пролегал мимо одного из самых лучших в поселке домов, хозяин его торговал овощами и фруктами. На задах дома и в огороде были построены большие обогреваемые теплицы, которые почти круглый год давали урожай. Много завистливых глаз поглядывало за высокий металлический забор
– Жги его! – закричал кто-то. – Нас жгут, пусть и он горит, куркуль!
О забор ударилась бутылка с бензином. Пламя охватило забор, но особого вреда ему не принесло, разве что краска пожухла и почернела. Еще одна бутылка с бензином упала во двор. Толпа навалилась на ворота, пытаясь их опрокинуть, но они были сделаны на совесть. Сборище заметалось в разные стороны.
– Бревно нужно! – закричали в толпе. – Бревном вышибем ворота.
Неподалеку стоял старый телеграфный столб. Несколько парней бросились к нему и стали раскачивать. В этот момент из-за забора осаждаемого дома вылетел взрыв-пакет. Упал он в некотором отдалении от основной массы людей, но рвануло здорово. Кто-то попадал. Поднялся страшный шум, телеграфный столб сразу же был забыт. Собравшиеся с воем разбегались. Впрочем, ненадолго. Злополучный дом, владельцы которого умели за себя постоять, перестал волновать толпу. Она двинулась дальше в город. По дороге попался гражданин интеллигентного вида. Он шел, помахивая кожаной папкой, и напоминал преуспевающего чиновника. Особое внимание привлекла его соломенная шляпа. Гражданин был остановлен, злосчастная шляпа сорвана.
– Что вы себе позволяете! – крикнул он, но тут же сообразил, что возмущаться не стоит. Несколько оплеух усилили это ощущение. Гражданин сгорбился, прикрыв голову папкой в ожидании худшего. Внезапно в настроении толпы произошли изменения. То ли поза жертвы показалась смешной, то ли его вдруг ставшее несчастным лицо, но в толпе засмеялись.
– Пляши! – закричал кто-то. – Пляши, сволочь!
Несчастный сначала не понял, чего от него хотят. Однако новая порция оплеух тут же добавила ему сообразительности.
С жалкой улыбкой, сначала неуверенно, а потом с неким подобием лихости стал он выделывать ногами замысловатые кренделя, изображая какой-то нелепый, гротесковый танец.
– Давай, давай! – подзадоривали его. – Пляши, Гаврила!
Непонятно почему он неожиданно стал Гаврилой.
– Я с вами! – вдруг истошно заорал он. – С вами!
Толпа одобрительно загудела.
Откуда-то появилась водка. Бутылки передавались от человека к человеку, от подростка к подростку. Прикладывались даже дети. Всем было очень весело.
О том, что на Шанхае начались беспорядки, горотдел милиции известили сразу же. Кстати, позвонил именно владелец хорошо защищенного дома. Он довольно спокойно рассказал, что на его поместье было осуществлено нападение, но оно отбито. А неуправляемая толпа, в которой очень много детей и подростков, движется к центру города.
Навстречу погромщикам выехали три машины ПМГ.
Полупьяная горланящая толпа медленно двигалась по проезжей части улицы. Машины не решались проехать сквозь нее и поспешно разворачивались. Один отчаянный таксист все же решил проскочить. Непрерывно сигналя, он попытался въехать в толпу. Но его машина была тут же перевернута и сброшена в кювет, а сам он основательно избит.
Внезапно впереди,
Толпа продолжала двигаться. Передние пытались остановиться, но на них давили сзади. И только когда до вооруженных милиционеров осталось метров десять, толпа встала.
Вперед вышел начальник милиции Крюков.
– Успокойтесь! – закричал он. – И расходитесь по домам!
Толпа глухо заворчала. Потом стали слышны отдельные выкрики:
– Дайте дорогу, иначе поубиваем!
– Расходитесь по домам! И выдайте зачинщиков!
Упоминание о зачинщиках только подлило масла в огонь. Люди, начавшие было успокаиваться, снова забурлили.
Нужно сказать, что ни Валитова, ни его «тигров» в толпе уже не было. Еще в поселке они куда-то исчезли.
Некоторое время две силы – стихийная и организованная – стояли друг против друга, не предпринимая никаких действий. Но долго так продолжаться не могло.
– Еще раз повторяю! – прокричал Крюков в мегафон. – Расходитесь! Но так не отделаетесь. Зачинщики и все, кто принимал участие в противоправных действиях, будут привлечены к уголовной ответственности.
Толпа загудела. Внезапно из ее глубин вылетел камень и ударился о капот милицейской машины. И это было только начало. Через минуту камни застучали, точно частый град. Милиционеры попрятались за борта машин, и только Крюков спокойно стоял на виду. Несколько камней просвистели возле его головы, пара ударила по телу, а один угодил в лоб. Струйка крови потекла по лицу, но он стоял, не шелохнувшись.
– Огонь! – внезапно скомандовал он.
Но подчиненные стрелять не решились.
Тогда Крюков вырвал у одного из них автомат и дал очередь поверх голов. Но это не остановило толпу. Поскольку она была уже совсем рядом, люди бросились на милицию. Мгновенно та была разоружена и избита, только Крюков успел отскочить в сторону и снова дал очередь поверх голов.
Преследователи остановились. Тогда Крюков, пригибаясь и нелепо размахивая автоматом, побежал прочь. Его не стали догонять.
Машины были опрокинуты и подожжены, а толпа, обрастая по дороге все новыми и новыми людьми, приближалась к центру. Теперь уже не слышно было антирусских выкриков, настроение бунтующих мгновенно поменялось. То ли потому, что исчезли «тигры», но скорее всего потому, что в толпе уже преобладали русские лица. Нашлись у нее и свои лидеры. Одним из них была горбатая Амалия Угрюмова. Она шла впереди и кричала в свой рупор лозунги типа: «Уничтожим буржуазную заразу и ее приспешников!», «Да здравствует рабочий класс!», «Долой дерьмократов!».
На старуху смотрели с недоумением и откровенным удивлением, но всем нравился ее рупор, а горящие фанатизмом глаза вызывали невольное уважение. Рядом с ней шагал какой-то отставник, грудь которого была увешана множеством медалей и значков. Он неистово размахивал красным флагом и пел «Интернационал». Может быть, только эти двое и несли какое-то организованное начало. Общая же масса – хохочущая, визжащая, полупьяная, состоявшая в большинстве из детей, подростков и разного рода бичующей братии, никакого отношения к политике не имела, она просто развлекалась. А того, что эти развлечения приняли опасные формы, никто пока не понимал.