Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
– Что у тебя снова случилось? Елена позвонила охране на посту.
– Я должна была… – дыхание ещё не восстановилось, – тебя увидеть. Поговорить.
– Ты дурочка, ребёнок в животе. – Намочив платок, Элайджа начал быстро промывать её пораненные ладошки и перепачканные щёки. Их разговор опять зашёл куда-то не в ту сторону. – Стоило подождать.
– Нет, – прошептала Кет, поднимая на него чёрные звёзды мокрых глаз. Эгоистка до мозга и костей – даже по отношению к своему ребёнку. – Я люблю тебя.
Едва касаясь кончиками пальцев подбородка Элайджи, Катерина мягко прильнула своими губами к его.
– Ты мне не веришь? – Обвила руками шею.
– Верю, – он улыбнулся, уточняя: – Это значит, что ты вернёшься ко мне?
– Да. – Кет обескуражено отодвинулась. – Конечно.
– Отлично.
«Отлично? Это всё, что ты можешь сказать?!»
Но брюнетка лишь послушно прислонилась, когда руки Элайджи за талию притянули её к мужскому телу. Она почувствовала себя куклой в руках ребёнка. Любимой, но куклой. Однако растерянность быстро сменилась прагматизмом, как всегда, как только прервался поцелуй.
– Заберёшь меня с собой?
– Конечно, нет.
– Но… – смирение слетело мгновенно, пальчики цепко впились в рубашку, – почему?! Я хочу вернуться домой, даже если и под охрану, а не пропадать здесь до скончания века!
– Я всё объяснил.
– Ничего ты не объяснил!
– Ты не видела письма?
– Видела. Четыре страницы, – фыркнула женщина. – Когда мне было читать твои опусы?!
– Могла бы и потратить время, – он внимательно заглянул в глаза. – Значит, не читала.
Элайджа хмыкнул, разглядывая лицо бывшей жены. Лоб, острые брови, чуть испуганные расширившиеся глаза, нос и рот. Не такой крупный, как сейчас модно в его кругу, но пухлые изящно изогнутые губки, налитые пунцовым соком. Нижняя была полнее короткой верхней, правда, ещё не заросла после вчерашней ночи… Бедная малышка. Милая малышка. Непреодолимое желание разорвать стоящую перед ним девушку ударило по мозгам.
Катерина зашевелилась, почувствовав угрозу с его стороны. Лучшая импровизация – подготовленная, но вместо радости от того, что она вернулась безо всяких объяснений, лицо Элайджи выражало такую злость, что, не сжимай предплечье его пальцы, и брюнетка бы бросилась бежать.
– Никогда не говорил, но ты бесстыжая мелочная манипуляторша.
– Я не…
– Да.
– Я не вру тебе!
– Нет, всего лишь управляешь. – Бутылка покатилась по траве, вторая ладонь тяжело легла Кет на затылок, натягивая волосы. – Даже в самый главный момент в нашей жизни ты верна себе. Зачем?
– Я думала, ты не поверишь сразу, если бы я прямо сказала, что ещё не читала твоего письма.
– Я бы поверил.
Он отставил её в сторону, направившись к деревьям.
Кет хотела окликнуть, но из горла вырвался только придушенный писк, и в следующую минуту брюнетка потрясённо разглядывала, как Элайджа, найдя первую попавшуюся ветку, в ярости хлещет ни в чём не повинный ствол, вымещая на нём злость. Женщину охватила мелкая дрожь. Она. На месте апельсинового деревца должна была стоять она. Наконец ветка, не выдержав, обломилась, мужчина отшвырнул её. Вытер лоб ладонью и, подойдя, стянул пиджак, расстелил, сам опустившись на траву рядом.
– Иди сюда. Даже если бы это было враньём, мне бы хотелось тебе верить. – Она смотрела во
– Стой. – Тонкие руки обвили мужскую шею, ладошка зажала рот. Майклсон почувствовал, как сильно бьётся в виске нитка пульса. – Не нужно. Все о’кей, милый. – На ресницах задрожали капельки. – У нас с тобой всё будет иначе.
«Иначе чем что?» Элайджа не задал вопрос, зарываясь лицом в тёмно-каштановые кудри и разглядывая застрявшую в них травинку.
– Иначе чем у остальных. Наши дни никогда не станут обычными.
– А они были обычными? – Подавил невольную улыбку от торжественности её тона – смешная женщина.
– Да, – отстранившись от его плеча, Катерина глядела серьезно и твёрдо, – мы ссорились и недоговаривали. Недомолвки, развод и затеянная мною вчерашняя склока. А теперь будет так, – поцелуи коснулись глаз, – и так, – подбородка, – и вот…
«Надолго спрятала коготки?»
Хотя, какая разница? Зацелованный с безрассудной жадностью, Элайджа почувствовал себя любимым. Без оговорок и претензий. Сейчас он с лихвой получал то, что искал вчера – добровольное тепло женщины, чьё нежное лицо, тёплые губы и лучистые глаза стали болезненной необходимостью. Самое главное.
Несколько минут спустя отстранившись, Кет мягко провела пальцем по его виску, где уже серебрились сединой несколько волосков.
– Эл?
– Мм, да?
Она смущённо тряхнула волосами, разглаживая фирменные морщинки на рукаве летнего пиджака, на котором сидела.
– Я не прошу вымучивать для меня комплименты, но не мог бы ты что-нибудь сказать?
– Что, прости? – он явно пребывал в растерянности, и, наконец, сообразил, искренне объявив: – Ты красива, кошечка.
– Merci. Хотя словарный запас – небогато, – резюмировала Кет, чмокнув его в щёку и вновь припадая к плечу. – Но всё же больше, чем вчера.
И тут же прикусила язык – ни к чему ворошить; Эл, круговыми движениями гладящий её бедро под сарафаном, явно жаждал другого. Но было уже поздно.
– Катерина, насчёт «разложил на диване»… – Элайджа скосил взгляд, – я не понимаю твоих обид. Мы уже говорили, что как раньше не будет. Когда мы встретились, то я считал, что без постели нельзя влюбиться в женщину всерьёз, тем более в едва ли не ребенка, которым ты была.
– Мне было почти восемнадцать, – вставила Кет.
– Отсутствия у нас секса твоя прокаченная пятая точка не отменяет – всё получилось вопреки нормальному течению событий. – У Кетрин вертелось на языке, что каких-то сто лет назад нормальным были поцелуи при луне и букетики ромашек до свадьбы, а не привычка завалить понравившийся объект в койку и после разбираться по ходу дела, но она решила промолчать. – Суть не в этом: с тех пор, как я получил тебя, то хочу сначала оказаться в постели, и только после приходят мысли о том, что нужно что-то объяснять и разговаривать. В этом нет проигравших и победителей, мы оба знаем, насколько глупы претензии на тему и ты хотела вчера не меньше. Я не могу относиться к тебе, как к недоступной малышке. А ты и не можешь ею быть.