Приходите за счастьем вчера

Darena

Поджав губы, Элайджа разглядывал разноцветную толпу, спешащую к выходу на террасу. Как назло, Катерина была сегодня безупречна – само обаяние вкупе с красотой и чувственной непосредственностью, облачённое в тёмно-лиловый шифон, – когда он позабыл, как она умеет выгуливать вечерние туалеты? Кажется, фигура совсем восстановилась после родов… Катерина так не любила осень, но именно это время года буйное и бесстыдное своей яркостью, шло её фигуре – слишком женственной, чтобы быть стильной, и лицу – слишком расцвеченному природными красками, чтобы им претендовать на аристократичность. И её улыбкам – чувственным, чуточку неприличным, хотя теперь он знал – Катерина часто вовсе и не вкладывала в них этого неприличия, так уж у неё само получалось, – осень такая же обнажённая в разноцветной листве, последних цветах и паутине, плывущей по воздуху, как женщина

на ночном свидании в роскошном нижнем белье, тоже шла. Они с Еленой родились осенью, вышла за него осенью, их малышка была зачата осенью – нет, Элайджа искренне не понимал, почему Катерина считала это время года несчастливым.

Николаус напрасно беспокоился: его братом полностью овладели два абсолютно противоречивых настроения – задумчивое, почти философское, несвойственное ему поэтическое восхищение бывшей женой и ревнивая досада на то, что она так хороша. Эти чувства, кипя внутри, позволяли оставаться вполне спокойным, когда она перешёптывалась с Локвудом или принимала из его рук бокал с аперитивом. А Локвуд… Элайджа не имел привычки быть придирчивым к мебели, но в глубине души признавал, что экстерьер американца привлекателен для женщин.

– Я понимаю твои причины затеять разговор. Не беспокойся, у нас нет ничего общего, кроме Златки: у неё своя жизнь, у меня своя, – наконец, сказал он. И вдруг в голове щёлкнуло, его осенило понимание сказанных ей утром слов. – Господи, она ведь без…

– Без чего? – переспросил осекшегося брата Николаус.

«Без трусиков…»

– Без сопровождающего. – Глаза впились взглядом в руку Мейсона, лежащую на талии брюнетки. Наряд в римском стиле в пол, нижних юбок достаточно плотных было пару штук точно, но это дела не меняло. – Поэтому и Локвуд.

– Не похоже, что только поэтому. Кетрин не из тех, кто тратит время на ветер, да и твоей ревности она явно не хочет. Делай выводы.

– У меня вообще маловато непроблемных родственников, поэтому не хочется новых.

– Не любишь американский акцент?

– Только в мужском исполнении.

– Ладно, проехали. Когда ты улетаешь в Африку?

– Двенадцатого, но…

– Вот где вы спрятались! О чём секретничаете? Ведь сейчас же вальс будет. Смотрите же, смотрите!

Это вездесущая Керолайн в элегантном чёрном платье с Нессой и Дэвидом едва ли не бегом спустилась по лестнице, усадила детей и, разыскав в толпе мужчин и подхватив их под руки, поволокла к освещённой зале.

Штраус. Кетрин ни мгновение не сомневалась, что Елена выберет его и именно «На Голубом Дунае» для открытия свадебного вечера и с первых аккордов торжественной музыки, наполнившей величием каждый уголок залы почувствовала, как в сердце поднимается волна предчувствия успеха. Не просто успеха этого бала, а главное – успеха Елены, уже переодевшейся в длинное платье и теперь белым облачком кружившейся по залитой светом зале рядом со Стефаном. Не было в сестре сейчас профессионального прогиба спины, улыбка оставалась лёгкой и беззаботной, постановка рук мягкой и грациозной, без привычной конкурсно-преподавательской жёсткости, и вся она казалась невесомой, трепещущей и сотканной из воздуха. Нежной от макушки, увенчанной причёской итальянского пучка и кончиков пальцев в тоненьких гипюровых перчатках, до краешка подола, расшитого кружевными розетками. А Стефан… Почему-то Кет относилась к нему с предубеждением до самого сегодняшнего вечера, наверное, потому что за этот год Елена сильно изменилась – стала жёстче, грубее и равнодушнее. С другой стороны – с чего бы в этом мог быть виноват Стефан, видевший в её сестре идеал? Но сейчас глядя, как аккуратно тот держит Елену Кетрин подумала, что сестра вытянула счастливый билет. Такой красивый мужчина, безупречно воспитанный, умный, серьёзный… Этого немало. Но достаточно ли? Ей почему-то пришло в голов, что дело не в грубости и всём побочном, Елена за этот год утратила то, с чем никогда не расставалась раньше – мечтательность. Хорошо это или плохо? Впрочем, выбор уже сделан, оставалось только ждать. Первая часть вальса для двоих окончилась и потянулись пары, как на подбор удивительно красивые – Кет отстранённо подумала, что редко на каком собрании собирается такое количество внешне привлекательных людей, – Дженна с Риком, Керолайн с Николаусом, Бекс с Нейтлендом, и дымка слёз рассеялась, настроение сестры как это бывало обычно передалось и Катерине.

Елена же опьянела от этого вина успеха, и опьянила им Кет. Локвуд, обернувшись к Кетрин, замешкался – женщина перед ним была новой, какой он ещё

не видел её ни разу в периоды деловых встреч и коротеньких прогулок, в ней всё горело возбуждением, крошечные кудри, которые не удалось собрать к остальным волосам в причёску трепетали на шее, и хотя держалась Кетрин сейчас особенно статно, но румяные щёки и дрожащий блеск в глазах выдавали в ней то волнение чувства, которое не может не вызвать ответа в мужчине. Если невеста не подвела традицию и несмотря на удивительно большое для любого собрания количество красивых гостий, вправду была лучше всех здесь по лёгкости движений, по тому невесомому флёру, который даёт невинность, казалось, уже совершенно чуждая девушкам этого скоростного двадцать первого века, то женщина в его руках была... Кетрин была женщиной. Такие не пленяют романтиков, слишком силён и потому груб их эффект для нежных сердец, но Локвуд давно романтиком не был. Не невинной, трогательной или мило кокетливой, а властной, понимавшей и принимавшей себя на вершине чувственности он подал руку и даже ощутил какую-то покорность, ведя её в танце. Ему казалось, что в ней больше чёткости и верности движений, хотя ведущим был в паре он, и Кетрин явно не думала этого оспорить. Совершенно утратив понимание того, что это может быть лишь интрижка – ничего больше, живя этими мгновениями обладания вниманием ослепительной женщины, он осторожно направил её по кругу.

– Простите, но я вынужден разбить вашу пару. – Голос прозвучал как гром среди ясного неба, и привёл Мейсона в замешательство. – Вопрос о нашей дочери, и не требует отлагательства. Катерина?

– Да, конечно. – Она оглянулась на Мейсона, как-то сухо бросив: – Извинишь меня?

И тут же просияла, изогнув губы в счастливой улыбке, возвращая своё обжигающее очарование.

– Разумеется.

– Что с ней? – Кет вытянула шею, позволив отвести себя в сторону.

– Со Златкой всё в порядке, – вопреки её предположению, Элайджа не потянул её из танцевального круга, а подстроившись под шаг положил руку на талию. Выдохнув, Катерина скользнула ладонью по его плечу и поколебавшись, оставила её в этом положении. Раз, два, три… Странно (а может и нет, кто же сейчас танцует академические танцы?) именно такой, классический вальс они танцевали лишь однажды – на своей свадьбе, но неудобства Кет не чувствовала и тут. Тревога ушла, и Кет искренне улыбнулась мужчине. Вечер Елены, когда им всё удаётся, почему бы не расслабиться и не потанцевать?

– Тогда о чём безотлагательном речь?

– Есть причина, но не хочу говорить здесь, и для этого ты не должна танцевать с мистером Локвудом в одном платье.

Мир из гостей, лестниц, люстр и цветов очень плавно вращался по кругу, и Катерина подумала, что это, наверное, из-за того, что у неё длинная юбка – в такой особенно не поскачешь.

– Нет, – она прищурилась, чувствуя, что вдруг запыхалась от быстрого после месяцев сидения с ребёнком танцевального шага, глаза нервно заблестели и случайно вырвалось раздражённо-нервное: – Если я правильно понимаю, для этого я всего лишь не должна танцевать с ним без платья.

Сообразив, что выдала свои планы на продуктивный вечер, Кет окончательно сбилась с шага.

– Пожалуйста, без пошлостей.

Она изобразила ослепительную улыбку:

– А чуть-чуть английского юмора, Элайджа?

– К сожалению, оно у меня с рождения немецкое.

– В смысле?

– В смысле, его нет.

– Аа… – Кетрин смешалась, уставившись ему в плечо и ни с того, ни с сего ляпнула: – Тогда давай просто потанцуем.

Кет вспоминалась собственная церемония – все женщины были такие сентиментальные, поглощённые церемонией, мужчины же отпускали шуточки и вообще не казались увлечёнными. Как же они был правы! Всё-таки хорошо, что Елена обошлась гражданской церемонией. Весь этот лицемерный бред, что Бог сотворил жену из ребра Адама, и что всё нерушимое таинство… Ей вдруг пришло в голову, что когда-то Элайджа назвал её своей личной Евой, и как много это было от своего не склонного к сантиментам…

– Тебе плохо? – окликнул её Элайджа, почувствовав, как она содрогнулась всем телом: – Ты меня слышишь? Катерина!

– Что? – Карие, несчастные и обиженные глаза непонимающе уставились на него. – Да. Просто задумалась, – она попыталась высвободиться, но Элайджа мягко удержал, настойчиво вглядываясь в лицо:

– О чём?

– Об операции по удалению рёбер, – легко бросила Кет. – Она ведь безобидна.

– Она подойдёт разве что для самых страшненьких женщин.

– Потому что им нечего терять, – согласилась брюнетка.