Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Вы имеете в виду родителей Фредерика, отца Манон?
— Да. По-моему, Сильви, ее мать, была сиротой.
Банковские переводы в Швейцарию. Дед с бабкой, богатые промышленники, не нуждались в этих деньгах, но Сильви хотела сама содержать дочь. Клубок тайн начал потихоньку разматываться.
— Вы продолжали наблюдать Манон?
— Я никогда не терял ее из виду.
— Что она делает? Я хочу сказать: какая у нее была жизнь?
— Нормальная. Радостная, как у всей швейцарской молодежи. Манон — девушка веселая.
— Она где-нибудь училась?
— Она изучала
Я почувствовал укол в груди. Белтрейн говорил о Манон Симонис в настоящем времени. Девушка где-то жила, дышала, смеялась. Но у меня появилось какое-то непонятное дурное предчувствие.
— А где она теперь?
Врач молча поднялся и встал у окна. Я повторил прерывающимся голосом:
— Где она? Я могу с ней встретиться?
— В этом-то и проблема. Манон исчезла.
Я вскочил на ноги:
— Когда?
— После смерти своей матери. В июне прошлого года. Манон допрашивали французские жандармы, а потом она испарилась.
Не успев появиться, призрак улетучился. Я в отчаянии плюхнулся в кресло:
— Вы что-нибудь знаете о ней?
— Нет. Убийство ее матери пробудило в ней страхи детства, и она убежала.
— Мне надо ее найти. Обязательно. Есть ли у вас какие-нибудь соображения на этот счет? Может, какой-нибудь след?
— Ничего. Все, что я могу сделать, — это назвать вам ее фамилию, под которой она живет в Швейцарии, и адрес в Лозанне.
— Она сменила фамилию?
— Конечно. После своего воскрешения. Ее мать пожелала, чтобы она все начала с нуля. — Он чиркнул пером по рецептурному бланку. — Уже четырнадцать лет Манон Симонис зовется Манон Виатт. Но эти сведения вам ничем не помогут. Я это хорошо знаю. Она достаточно умна, чтобы не дать застигнуть себя врасплох.
Я положил в карман ее координаты. Образ Манон не сочетался с портретами других «лишенных света».
— У вас есть ее фото? Более или менее новое?
— Нет. И никогда не было. Я вам сказал, что Манон вела нормальную жизнь. Это не совсем верно. В ней жил страх перед убийцей ее детства. Здесь, в Лозанне, ей пришлось пройти несколько курсов психотерапии. Она ранима, очень ранима. Мать и бабушка с дедушкой ее опекали. Даже повзрослев, Манон продолжала от них зависеть. При малейшем передвижении она принимала преувеличенные меры предосторожности. Ее квартира была настоящим сейфом. А от фотоаппаратов она бежала как от чумы. Она не хотела, чтобы ее фотография была где-то напечатана, не хотела оставлять никаких следов. А жаль! — Он сделал паузу. — Мне ее сейчас ужасно не хватает. Ну вот и приехали.
— Зачем вы мне все это рассказываете? — произнес я удивленно. — Я вам даже не показал свое служебное удостоверение.
— Доверяю.
— С чего бы это?
— Скажите спасибо вашему другу.
— Какому другу?
— Французскому полицейскому. Он предупредил меня, что вы приедете.
Значит, Люк меня и здесь обскакал. И он был уверен, что я пойду по его следам. Неужели он уже тогда готовился к самоубийству? Я ощупал карманы. У меня была с собой его фотография, правда несколько помявшаяся в кармане.
— Вы имеете в виду
— Да, Люка Субейра.
— Вы ему все это рассказали?
— У меня не было необходимости. Он и сам знал немало.
— Он знал, что Манон жива?
— Да. Он шел по ее следам.
Не иначе как его направлял Сарразен. Жандарм выложил ему все, что знал. Почему ему, а не мне? Мог ли Люк дать ему что-то взамен? Или у него был способ нажать на жандарма?
— Что еще он вам говорил?
— Какой-то бред. Он был… в экзальтации.
— В каком смысле?
— Вы сами, не в обиду будь сказано, несколько взвинченны, но состояние вашего друга граничило с патологическим. Он утверждал, что исцеление Манон — чудо. Причем совершенное дьяволом! Как и исцеление другой девушки. На Сицилии.
— Что вы об этом думаете?
У Белтрейна вырвался сухой смешок:
— Я и слышать об этом не хочу! Я посвятил свою жизнь уникальному методу реанимации. Я вложил весь свой талант, все свои знания в эти исследования не для того, чтобы мои достижения приписали сверхъестественному вмешательству!
— Люк вам говорил о путешествии в небытие?
— Конечно. По его словам, дьявол общался с Манон, пока та находилась в коме.
— Что вы думаете об этой гипотезе как ученый?
— Абсурд. Нельзя отрицать опыт людей, перенесших клиническую смерть. Но в нем нет ничего сверхъестественного или таинственного. Банальный биохимический феномен. Что-то вроде помрачения рассудка.
— Объясните.
— Клиническая смерть приводит к прогрессирующей асфиксии мозга. На пороге смерти мозг не снабжается кровью. И тогда происходит массивное высвобождение нейромедиатора глютамата. Предполагается, что мозг, реагируя на эту перенасыщенность, высвобождает другое вещество, которое и вызывает «вспышку».
— Что за вещество?
— Мы об этом ничего не знаем. Но исследования в этой области ведутся. Когда-нибудь мы получим ответ. Однако все эти случаи никогда не рассматриваются как сверхъестественные. Потусторонние силы тут абсолютно ни при чем!
Версия Белтрейна меня ободрила. Но я еще не мог полностью под ней подписаться.
Врач заключил:
— Люк Субейра меня предупредил, что если вы приедете, значит, произошло кое-что серьезное. Что произошло?
Еще одно подтверждение того, что Люк все готовил заранее. Когда он посетил Белтрейна, он уже знал, что покончит с собой. Или же он опасался, что его устранят те, кто хотел убить меня?
— Люк Субейра попытался покончить с собой.
— Он выжил?
— Это невероятно, но он был спасен по вашему методу. Он утопился недалеко от Шартра. «Скорая помощь» переправила его в клинику, в которой имеется аппарат искусственного кровообращения. Они применили вашу технику. В настоящее время он в коме.
Белтрейн снял очки. Он массировал веки, и я не видел его глаз. Когда он отнял руку от лица, очки уже были на месте. Он пробормотал мечтательным голосом:
— Необыкновенно, в самом деле… Он был так увлечен историей Манон. Значит, его спасли таким же образом. Ваше дело принимает фантастический оборот, не правда ли?