Присягнувшие Тьме
Шрифт:
Продолжая размышлять на эту тему, я в конце концов заснул. Когда проснулся, мы были уже всего в получасе езды от Парижа. Меня снова охватила тоска. Мысль о Манон доводила меня до тошноты. Ангел или демон? Я не мог оставаться в неизвестности. Чего бы мне это ни стоило, я должен ее отыскать.
Лионский вокзал, 19 часов
Я забежал в агентство проката автомобилей и выбрал «ауди-А3», чтобы не изменять своим привычкам. Направление: улица Шангарнье.
Было не так холодно,
Когда Лора открыла мне, я испытал шок. За неделю она потеряла несколько килограммов. Все ее тело казалось истаявшим, сжавшимся под кожей цвета золы.
— Я только что уложила девочек. Входи.
Светлая деревянная мебель. Безделушки, книги — все было на месте. Я устроился на диване, а Лора приготовила кофе. Она подавала его порывистыми движениями. Пока я брал свою чашку, она исчезла. Вернулась с большим свертком из крафтовской бумаги, в котором, как мне показалось, были какие-то вещи. Она положила его на низенький столик и села напротив меня.
— Я решила продать дом в Берне.
— Можно закурить? — спросил я.
— Нет. — Она положила руки плашмя на низенький столик. — Послушай меня. Вчера я вернулась туда. Чтобы все там разобрать. Я давно хотела это сделать. Но мне не хватало смелости снова там оказаться. Понимаешь?
— Нельзя ли все-таки закурить?
Она пригвоздила меня взглядом.
— Я перевернула всю хибару, от чердака до гаража. Вот что я нашла на чердаке.
Она схватила сверток и уронила его. На пол вывалился сатанинский «реквизит»: перевернутый крест, чаша со следами крови, облатки, вымазанные чем-то коричневым и белесым, свечи. Черные фигурки, напоминающие демонов Малой Азии. Я громко спросил ее:
— Что это означает?
— Ты сам прекрасно знаешь.
Я взял кончиками пальцев облатку. Похоже, она была испачкана экскрементами и спермой. Что до свечей, то для сатанинских месс их по традиции отливают из человеческого жира.
— Люк пытался исследовать природу дьявола, — произнес я неуверенным голосом. — Эти предметы, должно быть…
— Прекрати. Я нашла капли крови на чердаке. И кое-что еще. Люк совершал ритуальные действа. Он онанировал на эти облатки. Он предавался греху с этим распятием! Он вызывал дьявола! В нашем доме!
— Люк собирал сведения о сатанистах и…
Лора ударила по столу обеими руками:
— Уже много месяцев Люк сам предавался сатанинским мерзостям.
Я потерял дар речи. Это было абсурдно. Люк не мог опуститься до такого. Может быть, он хотел что-то проверить? Может, он находился под каким-нибудь воздействием? Может, мы недалеки от понимания причин его самоубийства… Слегка ободренный, я спросил:
— Чего ты от меня хочешь?
— Возьми это дерьмо и убирайся.
Она говорила со злобой и крайней усталостью. Я собрал предметы на бумагу, передвигая их локтем. Заставить себя дотронуться до них голой рукой я не мог. Голос Лоры прерывался:
— От судьбы не уйдешь. И это тоже по твоей вине.
— Что ты такое говоришь?
— Ваша
Я молча упаковал сверток. Она продолжала плакать.
— И эта проклятая работа в полиции… Она всегда была оправданием. На этот раз надо принять правду. Люк свихнулся. Всерьез, — она покачала головой, почти смеясь сквозь слезы. — Сатанизм…
— Люк был настоящим христианином, ты не можешь этого отрицать. Он никогда бы не дошел до такого.
На лице ее появилась недобрая улыбка:
— Включи мозги, Матье. Ты разве не слышал о законе сходящихся противоположностей?
Белки ее глаз были покрыты красными жилками. Из носа у нее текло, но она не обращала на это внимания.
— Крайности всегда сходятся. Люк был таким мистиком, что стал сатанистом. Известный принцип, правда? — Она высморкалась. — Во всех религиях есть секты фанатиков, которые в конце концов приходят к отрицанию основных догматов.
Ее рассуждения о пределах веры повергли меня в изумление. Однако она была права. Я сам знал примеры подобного перерождения ярых католиков. Взять хоть великолепные страницы Гюисманса о Жиле де Рэ, соратнике Жанны д'Арк, глубочайшем мистике, ставшем серийным убийцей.
— Дай мне время, — попытался я снова. — Я найду объяснение…
— Нет, — сказала она, вставая. — Я больше не хочу ничего слышать о расследовании. И я больше не хочу, чтобы ты ходил в клинику. Если, к счастью, Люк очнется, больше и думать будет нечего ни о вашей вере, ни о его работе в полиции!
Я поднялся со свертком под мышкой и направился к двери:
— Ты мне не сказала, как он.
— Изменений нет.
Она помолчала, стоя на пороге. Слезы у нее высохли. Теперь ею владел только гнев.
— По мнению докторов, это может длиться годами. Или закончиться завтра. — Она отерла руки о юбку. — Вот как я живу!
Мне не удалось найти подходящее утешение. Я пробормотал что-то невнятное на прощанье и исчез за дверью.
Я остановился около машины, поливаемой дождем. Под одним из дворников торчал белый листок. Я осмотрелся — на улице никого. На листке было написано:
Встреча в Польской католической миссии, улица Сент-Оноре, 263-а. В 22 часа.
Я несколько раз перечитал текст, постигая его смысл. Свидание в польской церкви. Ловушка? Я изучал почерк: спокойный, уверенный. Ничего общего с прежними посланиями.
Было больше восьми часов. Я сунул записку в карман и сел в машину. Через полчаса я подкатил к своему дому. Я там не был целую неделю, но не испытал ни малейшего чувства «родного крова». Меня мучил только один вопрос. Кто написал эти слова? Я думал о Казвьеле и Моразе. Третий убийца?
Приняв душ и побрившись, я надел костюм. Когда я завязывал галстук, мне в голову пришла одна идея. Идея пришла ниоткуда, но тут же стала совершенно очевидной.
Это сама Манон Симонис назначила мне свидание.