Призраки Пянджа
Шрифт:
— На колени! — приказал Марджаре Мартынов. — На колени, я сказал!
Хусейн подчинился.
Потом Мартынов точно так же поставил на колени и Джамиля. И ему связал руки. Оба нарушителя госграницы опустили головы. Пастушонок выглядел так, будто его сейчас расстреляют. Марджара держался спокойно. Потом поднял голову и взглянул на меня:
— Я действительно был готов сотрудничать. Моя главная цель. Моё намерение спасти семью — это правда.
— Теперь это не имеет значения, — сказал я. — Со мной тебе не о чём договариваться.
— Я… — начал было Марджара, но его перебили.
Перебил тот, от кого этого меньше всего ожидали — Молчун.
Он протяжно, хрипло и очень нервно рассмеялся.
— Хайло закрой! — рявкнул на него Мартынов. — Че, выздоровил уже?!
Зубаир даже и не заметил слов Вити. Просто пропустил их мимо ушей.
— Марджара, — заговорил он неприятным каркающим голосом, — твои новые друзья зажали тебя в угол, да?
Потом Зубаир раскашлялся. Хусейн ничего не сказал ему.
Мартынов застыл, нахмурившись. Я, понимая, что Зубаир хочет что-то сказать, молчал.
— Ты хотел показаться им благородным. Показаться жертвой обстоятельств, — продолжал Зубаир с акцентом, проявленным гораздо сильнее, чем у Хусейна. — Думал, втереться им в доверие? Ты, собака! Я слышал, как ты говорил: «Зубаир заслуживает умереть»… А сам ты? Сам ты чего заслужил?
Снайпер говорил как исступлённый, вещал в потолок, словно сумасшедший, прикованный к больничной койке санитарами. Тем не менее я понимал — слова его будут правдивы. Он желает поквитаться с Марджарой. Поквитаться тем, что все узнают, кто такой на самом деле Надим «Марджара» Хусейн.
— Ад! Вот что ты заслужил! — выкрикнул Зубаир. — Я тоже попаду в ад. Я готов к этому, а ты?
— Это уже не важно, — горько проговорил Марджара.
— Важно! Пусть твои новые хозяева, пусть шурави знают, кто ты есть на самом деле!
Мы с Мартыновым переглянулись. Витя крепче сжал цевьё и рукоять своего АК.
— Эта собака обвиняла меня в том, что я военный преступник. Так, шурави? — вопросил Зубаир, но никто ему не ответил. — Но сам ты мазан той же кровью, что и я! Вы слышите меня, шурави? Слышите, что я сейчас вам скажу?
Марджара обречённо опустил голову.
Мы с Мартыновым встретились взглядами. В глазах Вити я видел полнейшее замешательство.
— Мы слышим тебя, — ответил я Молчуну.
— Хорошо. Очень хорошо! — рассмеялся Зубаир. — Скажи мне, Марджара, ты ведь помнишь операцию «Аль-Асфар»?
Марджара, казалось, вздрогнул, услышав знакомое название. Потом опустил голову ещё ниже.
— Операцию «Жёлтые птицы», если говорить по-русски? — продолжил Зубаир.
Молчун замолчал, ожидая ответа. В шалаше воцарилась гнетущая тишина. Все тоже молчали, слушая раненого снайпера. Зубаир говорил отрывисто. Часто дышал, кривился от боли. Но говорил.
— Я… — тихо начал Марджара. — Я
— Я слышу твой голос, Марджара! — рассмеялся, а потом закашлялся Зубаир. — Это голос раскаивающегося человека! Но я знаю тебя… Ты никогда не раскаиваешься по правде!
Эти слова подействовали на Марджару словно удар под дых. Я увидел, как вечно бесстрастное лицо Хусейна вдруг скривилось. Скривилось от душевной боли и горечи.
— Семьдесят девятый год, — продолжал Молчун, сказавший сейчас, казалось, больше, чем за всю свою жизнь. — Приграничный кишлак под Джелалабадом… Ты ведь помнишь, что там было?
— Помню… — сдавленным голосом просипел Марджара.
— Мы с тобой вошли в кишлак днём, — проговорил Зубаир. — Знали, что в нём много сирот. Детей, чьих родителей забрала война. Мы обещали этим детям спасение. Обещали еду и кров. А ещё — месть.
Мартынов поджал губы. Я просто внимательно слушал, держа автомат наготове.
— Мы забрали тех детей. Увезли в Вазиристан, в тренировочные лагеря, чтобы обучить их, как умирать во имя Аллаха и джихада. Ты ведь помнишь их? Пятерых детей, которых мы забрали с собой? Ты ведь помнишь их имена?
— Помню…
— Фарид, Рашид, — стал перечислять Зубаир.
— Молчи…
— Амина, Карим…
— Замолчи! — уже громче сказал Марджара.
— Лейла…
— Заткнись! — крикнул Хусейн. — Заткнись, грязная собака! Ты знаешь, что я должен был пойти на выполнение этого задания! Ты же знаешь, что я не мог отказаться! Знаешь, что было бы со мной, если бы я отказался!
С этими словами Марджара выпрямился на коленях, зло уставившись на Молчуна.
— Тихо! Тихо, сказано тебе! — Мартынов ткнул прикладом Марджаре в спину.
— Я должен был, — обернулся к нему Марджара, как бы оправдываясь. — Я должен был…
— Мы тренировали их в лагерях, — продолжал Зубаир, несмотря ни на что. — Тренировали их, как правильно подойти к шурави. Как себя с ними вести. Как носить бомбу, чтобы её не было видно…
— Меня бы самого убили, если бы я отказался выполнять приказ! — крикнул Хусейн.
— Мы учили их маскироваться под попрошаек и пастухов! Я — учил! — взревел Молчун. — А ты…
Марджара замолчал, глядя на лежащего на нарах Зубаира. Лицо его казалось измученным. На нём застыла страдальческая маска.
— Ты, уже капитан в то время, руководил всей этой операцией. Был главным её куратором.
— Ну ты и мразь… — с отвращением бросил Мартынов Хусейну. — Оба вы — мрази!
Марджара виновато обернулся к Мартынову. Бессильно повторил:
— Я был должен…
Витя брезгливо отвел взгляд.
— Ты сам подбирал детей, — продолжал Зубаир. — Ты сказал Лейле, что если она умрёт, Аллах вернёт к жизни её мать!
Молчун наконец замолчал. Он лежал на кровати, тяжело дыша.
— Все те дети погибли? — спросил я, и мой голос разогнал сгустившуюся тишину.