Призраки Пянджа
Шрифт:
План был блестящим.
Марджара понимал, что мы с Мартыновым вряд ли разбираемся в местных лечебных растениях. Вот он и приказал мальчишке принести ядовитый болеголов, который так легко спутать с тысячелистником.
Джамиль сделал бы из него какую-нибудь припарку — и приморил Молчуна. И вряд ли бы кто-то стал разбираться в том, умер ли снайпер от ран или же от яда. Ни свидетелей, ни улик. И Марджара тут остался бы непричем — и врага уничтожил, и остался чист перед советскими спецслужбами.
В этот момент я строго решил, что выведу этого
Нет, дело тут явно не в личной вражде. Я думаю, ради того, чтобы просто свести счеты, Марджара не стал бы так рисковать. Не стал бы выдумывать такие хитроумные уловки. Дело тут в другом.
Были у меня определенные предположения, касающиеся умысла Хусейна. Тем не менее я должен убедиться в них.
Да только, если действовать в лоб, Марджара просто будет отнекиваться. Ведь ни доказательств, ни прямой связи с действиями парня у него нет. Нужно поступить хитрее. И я знаю как.
— Травничество отменяется, — сказал я, хлопнув ладонью об ладонь. — Будем поддерживать Молчуна тем, что есть.
Мартынов сплюнул. Выматерился. Потом со злым недовольством глянул на мальчишку.
— Только зря за этим сукиным сыном по горам лазил, — затем он приказал парню: — Встать!
Мальчишка не понял.
Марджара перевел ему, и тот несмело поднялся.
— Скажи этому, пускай свой халат снимает! — сказал Мартынов. — Щас я его обыскивать буду, чтоб ни единой травинки нигде не спрятал!
Я аккуратно тронул тонкую проволоку, протянувшуюся буквально в нескольких сантиметрах от поверхности тропы. Она была привязана к колышку, замаскированному камнями и тянулась поперек пограничного пути. А потом уходила куда-то в низкорослые кусты тамариска.
— Растяжка, — сказал Марджара, разрывая марлевый бинт вдоль и протягивая мне кусочек.
Я аккуратно намотал его на палку. Потом воткнул ее в землю, рядом с растяжкой.
До этого мы нашли еще две растяжки на тропе. Снайпер установил их на расстоянии нескольких метров друг от друга. Я пометил и остальные.
А в самом конце нас и вовсе ожидала мина.
Тропа тут была узкой. Часть ее когда-то обвалилась, и Зубаир воткнул мину прямо в середине тропы. Прикопал ее, засыпал щебенкой. Мина выдавала себя лишь тем, что казалась небольшой кочкой на дорожке. Кочкой, которую сложно было заметить, если не знать, что здесь заминировано.
Я аккуратно опустился рядом с ней на колено. Тихонько и медленно раскопал. Увидел ее округлый корпус в темно-зеленой краске с нажимной пластиной сверху.
Небольшая, размером чуть больше чем с кулак, это была противопехотная мина «тип семьдесят два» китайского производства. Такие штуки Китай активно поставлял в Пакистан. Оттуда она в больших количествах попадала в руки афганским моджахедам.
— Тип семьдесят два, — сказал Марджара, глядя мне через плечо. — Неприятная игрушка. Зубаир такие любит.
— Дай бинт. Пометим.
Марджара отдал мне оставшийся кусок бинта, и я снова привязал
— Думаю, это все, — сказал Хусейн.
— Проверим еще метров двести тропы, — сказал я и махнул рукой дальше, к стрелковой позиции Зубаира, о которой нам рассказал Джамиль.
— Не думаю, что это обязательно, — Марджара покачал головой. — Мы нашли три растяжки и мину. Обычно Зубаир не носит с собой больше. С такой нагрузкой уже сложно ходить по горам.
— Лучше, — я поправил ремень автомата, висящего за спиной, — лучше перестрахуемся.
Марджара пожал плечами.
Мы неспешно двинулись дальше, внимательно осматривая тропу.
Время подходило к двум часам дня.
Горный ветер усилился. Он гнал по синему, уходящему к горизонту небу многочисленные облака. Плотные, они то и дело заслоняли собой солнце. Бросали на гору огромные тени.
В такие моменты заметно холодало. Я поднял воротник бушлата, чтобы не дуло в шею.
— Значит, — я нарушил тишину между нами с Хусейном, — ты думаешь, что мальчишка просто ошибся? Перепутал травы?
— Это вполне возможно, — сказал Марджара. — Он неопытен. Как это будет на русском? Зеленый совсем?
— Зеленый, — согласился я.
— Ну вот. Страх, волнение, сомнения. В его душе бушует буря эмоций. К тому же заниматься собирательством под дулом автомата — не самое приятное дело.
— И ты исключаешь любой злой умысел? — Приподняв бровь, я глянул на Марджару.
— Несомненно, Зубаир не был слишком уж обходителен с Джамилем. К тому же он угрожал его семье. У мальчика есть все основания ненавидеть Молчуна. Впрочем, — Хусейн едва заметно вздохнул, — как и меня. Тем не менее я не думаю, что он пошел бы на такой отчаянный шаг и попытался отравить Зубаира. Этот молодой пастух сломлен и растерян. Он не похож на того, кто готов решиться на убийство.
— Но похож на того, кем легко управлять, — сказал я, не глядя на Марджару.
Боковым зрением, тем не менее, я заметил, как Хусейн на одно единственное мгновение замедлил шаг. Едва заметно обратил ко мне лицо. Глянул прищуренным взглядом.
— Если ты говоришь обо мне, — сказал Хусейн, — если считаешь, что я надоумил паренька, то вынужден тебя огорчить. Да, я считаю, что Зубаир должен умереть. Считаю его подонком человеческого рода, что не имеет права жить после того, что он сделал за эти годы. Но убивать его я не стану. Я осознаю последствия.
— Если бы ты убил его, последствия несомненно были бы, — сказал я. — Как минимум, к тебе появились бы вопросы.
— Я собираюсь быть совершенно откровенным с советскими спецслужбами и властями, — вздохнул Хусейн.
Вздох этот казался неестественным. Не соответствующим хладнокровной натуре Марджары. Он получился слишком человечным для него. Слишком искренним.
— Столь же откровенным, сколь и с вами, — продолжал Марджара. — Я намерен оказывать любую помощь. Быть предельно честным и открытым. Ведь от этого зависит жизнь моей семьи.