Про Бабаку Косточкину-3, или Все ноги из детства
Шрифт:
Тишка наменял у продавщицы пятнашек, и мы стали играть в морской бой, а девчонки — в сафари. Вернее, это Тишка играл. Он глядел в перископ и палил торпедами по вражеским кораблям. У него, надо сказать, неплохо получалось. А я глядел на Алку, как красиво она охотится на львов с носорогами: прищурится — и стреляет из ружья, прищурится — и стреляет. Симпатично так, правда. Но потом Щиборщ мне её загородила, а потом нас уже позвали на сеанс, билетёрша.
Народу в зале было мало. Тишка сказал, что всех вывезли на природу — отмечать Первомай
Я всё боялся, что Алка сядет со Светкой, но она села со мной рядом.
Свет в зале погас, и стали показывать киножурнал «Новости дня», чёрно-белый. Про автозавод имени Ленинского комсомола и про то, как его лучшие бригады соревнуются за право участвовать в сборке юбилейного «Москвича».
Пока мы смотрели кино, я никак не мог сосредоточиться. Потому что Алка положила руку на подлокотник и, наверное, ждала, что я сверху свою положу. Но она у меня, как назло, стала совсем мокрая. А как можно положить мокрую руку? Никак. И потом, я всё-таки не был в Тюльпанской уверен до конца. Потому что она — женщина-загадка, как сказал бы мой папа. А таким доверия нет. Что, если она просто так руку положила, без всяких там? Кто знает, как у них тут, в тридцать лет назад, всё устроено?
В общем, Алка смотрела фильм, а я смотрел на Алку. Не прямо так, конечно, а аккуратно, уголком глаза, чтобы она не заметила.
У меня даже голова потом заболела — от перенапряжения. Зато я заметил, какой у неё профиль. В профиль Тюльпанская даже ещё красивее, чем анфас. У неё сегодня вместо каралек была коса. Она её через плечо с моей стороны перекинула, это ей тоже ужасно шло. Знаете, бывают такие люди, которым ну всё идёт! Всё, что ни наденут, какую причёску ни сделают! Например, моя мама из таких людей. Она однажды побрилась наголо — роль того требовала. Так мы с папой на неё не могли налюбоваться. Особенно не мог папа.
И Тюльпанская тоже из таких людей. Недаром по ней кроме Чапли полшколы сохнет, Тишка рассказывал.
В итоге мы с Алкой всё кино так и просидели — истуканами. Даже в самый кульминационный момент, когда те двое в снегу обнимались, я так и не решился Тюльпанскую обнять. Хотя мне очень этого хотелось.
А Тишка — тот наоборот. Как уж на сковородке, весь извертелся. Он от Светки чуть с середины фильма не сбежал, но всё-таки высидел.
И вот пока я находился рядом с Алкой и про всё это думал, сердце у меня стучало, как у кролика. Я однажды в зоомагазине держал — пальцами слышал. Я боялся, что Алка тоже услышит. Но она была поглощена фильмом. Ей больше всех понравился актёр Леонид Филатов, с усами. Поклонник той учительницы.
Это она уже потом сказала, когда мы вышли из кинотеатра.
— А мне Альберт Филозов! — сказала Светка.
— Да ну! Ты пойми, Филозов — он мелкий. Всю жизнь на вторых ролях, — поморщилась Алка. — Настоящий мужчина должен быть сильным, рисковым и щедрым. Таким, чтобы его все вокруг уважали.
Я не был сильным, скорее наоборот. Рисковым? Возможно, ведь плюнуть в лицо Чапле — в этом есть риск, согласитесь. Зато я был щедрый, это я точно знал. Мне ещё Бабака давно говорила,
И я решил показать себя с лучшей стороны. Время как раз подходило к обеду — есть хотелось зверски. И я позвал всех в кафе.
Глава 13
«Олимпийское»
В кафе-мороженом «Олимпийское» было не протолкнуться, хоть оно и под открытым небом. У нас в «Баскин Роббинс» и то не бывает такой толпы, хотя там 750 вкусовых сенсаций. А тут, я смотрю, сплошное сливочное.
Пришлось ждать, пока освободится пенёк. В «Олимпийском» все посетители сидели за большими пнями на маленьких пенёчках. Они были вкопаны прямо в землю, между ёлками. А рядом вкопали олимпийского мишку — тоже деревянного. Мне этот мишка показался ужасно знакомым. Точно, я его у торгового центра «Уютерра» постоянно вижу! Когда еду в автобусе. Его теперь там в цемент вмонтировали и перекрасили в розовый.
Девочки уселись за пень, а мы с Тишкой встали в очередь у теремка.
— Слушай, Тишка, ты это… — Я переминался с ноги на ногу.
— Чего?
— Это… мы когда мороженое поедим, ты, может, пойдёшь со Светкой погуляешь?
— Что, клеишься к Тюльпанской? А Чаплю не боишься? — Тишка смотрел на меня по-хитрому.
— Нет, — сказал я, хотя Чаплю боялся.
— Четыре пломбира по двести, — сказал Тишка уже не мне, а усатой мороженщице в окошке. — Два с шоколадом, два с орехами.
— Мне ещё с вареньем! — крикнула с пенька Щиборщ.
— Одно с орехами и вареньем, пожалуйста. — Тишка поморщился. — Ещё четыре лимонада, четыре трубочки и четыре заварных.
— Мне ещё корзиночку! — опять крикнула Светка.
А у нас в классе девчонки вечно худеют.
— Вот жиртрест! Ещё корзиночку, будьте добры.
— А одно место у ваших барышень, случайно, не слипнется? — хмыкнула мороженщица из своего теремка.
— А усы у вас, случайно, не отклеятся? — парировал Тишка.
— Хам! — сказала мороженщица и стала взвешивать пломбир.
— Ой, мальчики, вы нас балуете! — сказала Тюльпанская, когда мы вернулись к пеньку, и благосклонно мне улыбнулась.
— Это не мы вас балуем, это он вас балует, — поправил Тишка. — Ешьте не кашляйте. Хотите анекдот расскажу?
— Давай! — разрешила Тюльпанская.
— Чебурашка нашёл копейку и пристаёт к Гене: «Копейка — это много?» — «Отстань». — «Много или мало?» — «Отстань». — «Ну много или мало?» — «Много!» Чебурашка пошёл в магазин. Набрал кучу игрушек, подходит к продавщице и протягивает копейку. Она на него вылупилась, а он говорит: «Ну, сдачу давай!»
Я засмеялся. Мне правда анекдот понравился, никогда его раньше не слышал.
— Вечно у тебя, Барашек, анекдоты бородатые, — скривилась Тюльпанская. — Костечка, расскажи лучше про свой город, — вдруг попросила она. — Очень интересненько.
— Про свой город? — Я даже растерялся.
Про что им рассказывать-то? Про Москву?
Я там один раз всего был, да и то проездом — в Домодедове. Или всё-таки про наш Барнеаполь?
— У меня вообще классный город, — сказал я, — просто замечательный.