Про Бабаку Косточкину-3, или Все ноги из детства
Шрифт:
Я обернулся — тоже весь улыбающийся — и увидел Тишку.
Тишка просто ушёл. Он мне ничего не сказал. Хотя спокойно мог дать мне в дюндель — имел на это полное право.
Но он просто так взял и ушёл.
— Ну и ладно! — сказала Алка. — Пошли лучше в тир, постреляем.
Алка любила стрелять, я заметил.
И мы пошли в тир — с Тюльпанской и Щиборщ. И девчонки выиграли там Карлсона с пропеллером. А я ещё набор кеглей. А потом мы пошли на чёртово колесо и на автодром с весёлыми горками. Там и правда было весело, на этих горках, и я даже забыл про Тишку.
А
У меня всё ещё оставались деньги, хотя мы весь день себе ни в чём не отказывали. Мне начинала нравиться такая безбедная жизнь — в тридцать лет назад.
Я уже прикидывал, как мы будем кутить всю ночь с цыплятами табака и маринованными патиссонами. И чтобы крем-сода рекой! И может быть, я даже позову цыган, как Никита Михалков в каком-то фильме, и они будут петь и плясать для нас до зари с дрессированными медведями.
А саму зарю мы встретим на Оби. Я найму лодочку, и мы снова будем держаться с Алкой за руки и смотреть, как встаёт из воды малиновое солнце. А утром я нарву Тюльпанской букет ромашек (хотя какие ромашки в мае, лучше тюльпанов)…
Что-нибудь такое нарву и осыплю ее с головы до пят!
Но нет.
В ресторан нас не пустили.
Во-первых, не было мест. На дверях так и было написано: «Мест нет». А во-вторых, мы не прошли у секьюрити фейсконтроль. То есть у швейцара его не прошли.
Я попытался было с ним поспорить. Я стал уговаривать этого деспота в фуражке и сулить ему золотые горы — так бы поступил на моём месте папа. Но на моём месте был я, и на швейцара мои уговоры не действовали. Тогда я закричал:
— Безобразие!
И ещё:
— Это дискриминация молодёжи на рынке труда!
Я это выражение в газете прочитал и запомнил, мне понравилось.
После этого к нам сразу подошли какие-то парни с красными повязками на рукавах (Алка про них сказала: «Дружинники, сматываемся!»), взяли нас под локотки и отвели в кусты. Там они сказали, чтобы я подобрал сопли и что мне пора баиньки. Это при Алке!
Я был унижен и оскорблён.
Алке это, по-моему, тоже не понравилось. Потому что она какая-то сразу скучная стала и сказала:
— Ну, мне пора. Чао-какао!
Я был в шоке, но всё-таки предложил проводить её до подъезда. Но Тюльпанская сказала:
— Мерсибо, я сама. Телефонируй! — И ушла.
А куда я ей буду телефонировать? Она ведь даже номера не оставила, а я спросить не успел. Ладно, у Тишки узнаю.
Тишка.
Я вдруг всё вспомнил.
Как я вообще мог про него забыть?
Из-за девчонки! Он же мне френд! Хотя уже, наверное, нет. После моего выступления он вряд ли захочет со мной разговаривать. Свинья я неблагодарная! Да-да, про таких, как я, так и говорят. Для таких, как я, это самое меткое выражение.
Я
Нет, я, конечно, знал, что Тишка меня не прогонит. Что если я сейчас поднимусь, он откроет и меня приютит. Потому что это Тишка, а не какой-нибудь там Август или Артур. Их я знаю почти всю жизнь, а Тишку — всего ничего. Но почему-то я был уверен, вернее даже, чувствовал, что с Тишкой мы — родственные души. Родственнее, может, чем с моим бестфрендом Валькой Амфитеатровым, вот странное дело.
Я сидел на лавочке у подъезда и смотрел на окна дома. В этих окнах был свет и музыка, почти во всех. А в некоторых, открытых нараспашку, смеялись мужчины и красивые женщины. Интересно, что с ними будет потом, через тридцать лет? Мне кажется, им хорошо в этой стране, в теперешней. Как было хорошо когда-то моему папе. И никакая она не серенькая.
Я забрался с ногами на лавку, положил под голову кулак и моментально уснул.
Глава 15
Моя милиция меня бережёт
— Уснул, говоришь? Шастают тут всякие!
Он целился в меня из ружья. У него были борода и ватник, сразу видно — Михалыч или Петрович какой-нибудь. Дворник.
Вернее, мне так показалось спросонья, что дворник целился из ружья. На самом деле это у него была метла.
— А ну вставай! Пошли! — сказал дворник и зловеще тряхнул бородой.
— Куда?
— Иди-иди! Без разговорчиков! — Он упёр мне в спину метлу и куда-то повёл.
Я особенно не сопротивлялся. До вечера времени ещё о-го-го. Нужно провести его познавательно.
Мы шагали по пустынным улицам. Мимо кондитерских, часовых мастерских и товаров для дома. Мимо парикмахерских, пельменных и ремонта обуви. Мимо переплётных работ, чистки одежды и приёма в стирку. Мимо булочных, ателье, галантерей, цветов, головных уборов, домов быта и памятников Ленину. Мы шагали по пустынным улицам детства моего папы, и нам в затылок алело солнце. А по дороге полз одинокий троллейбус. Хорошо! Даже слышно, как птицы поют над крышами.
А у нас в семь утра жизнь кипит.
Пробки — от самого Нового рынка до Чкалова.
Мимо нас процокала лошадь, запряжённая в телегу. А я лошадей только в деревне видел у бабушки. И в цирке ещё, дрессированных, один раз.
Дворник шёл сзади и насвистывал песенку кота Леопольда. У меня в детстве DVD был с советскими мультфильмами.
— «Я иду и пою обо всём хорошем! И улыбку свою я дарю прохожим!»
Интересно, он правда её дарит? Мне со спины не видно.