Про Бабаку Косточкину-3, или Все ноги из детства
Шрифт:
От этой песенки мне стало весело. А что, если тут остаться насовсем? Буду ходить в школу, собирать макулатуру, потом устроюсь на завод — мне дадут квартиру бесплатно, как передовику производства. На Алке женюсь, будем ездить на юг.
— Все, пионер, пришли, — сказал дворник.
«Отделение милиции Центрального района», — прочитал я вывеску на двухэтажном деревянном доме.
— Вы что, привели меня в милицию? — догадался я.
— А куда же? — хмыкнул дворник. — В милиции тебе самое место. В милиции мигом разберутся, кто тут у нас по лавкам
— Мужчина, вы что? — Я сделал манёвр спиной и ногами, пытаясь от него улизнуть.
Но дворник был бдительный и с метлой.
— Кого это ты привёл, Эдуардыч?
В отделении нас встречал улыбчивый сержант с бутербродом.
От него вкусно пахло колбасой, и я вспомнил, что кроме вчерашних кукурузных палочек и мороженого ничего не ел.
— Вот, товарищ начальник, полюбуйтесь на субъекта. — Эдуардыч продемонстрировал меня сержанту со всех сторон, как единственного и дорогого сына. — У подъезда его подобрал, он выкручивал лампочки.
— Ничего я не выкручивал! — возмутился я.
— Что, с родителями поссорился? — Сержант сделал участливое лицо.
Я покачал головой.
— Несчастная любовь?
Я опять покачал.
— Чаю хочешь?
Я снова хотел покачать, но всё-таки сказал:
— Хочу.
Наполнить желудок в данном случае было всё-таки поважнее гордости.
— Ты иди, Эдуардыч, мы тут сами разберёмся, — сказал сержант.
— Вы уж разберитесь, гражданин начальник, — сказал Эдуардыч и на полусогнутых попятился к двери.
Когда он исчез, сержант налил мне из заварника чаю и придвинул блюдце с сушками.
— Угощайся.
Ага. Это он в хорошего полицейского со мной решил сыграть. Надо быть начеку. Подкупает меня сушками, ну-ну. Я взял сразу три штуки.
— Как тебя зовут? Имя, фамилия?
— Не знаю, — сказал я.
— Адрес?
— Говорю же, забыл. Господин… э-э-э… Лютиков, — про Лютикова я прочитал у него на двери, когда мы с Эдуардычем заходили в кабинет, — господин Лютиков, позавчера я попал под троллейбус, ничего не помню с тех пор.
— Во-первых, я тебе не господин. А во-вторых, совсем ничего не помнить ты не можешь. Родителей как зовут?
— Тоже забыл.
Сержант Лютиков подозрительно всматривался под столом в мои штаны и кроссовки.
— Это откуда у тебя?
— Джинсы? Мама купила на китайском рынке, — честно признался я.
— На каком?
— На кит… — Я понял, что проговорился.
Этот Лютиков расколол меня, как спелый орех.
— Значит, вспомнил всё-таки. — Сержант Лютиков опять улыбнулся.
Мне
— А что твоя мама делала в Китае?
Что ж, теперь надо как-то выкручиваться.
Что-то такое правдоподобнее правды сочинять.
— Она там живёт, — сказал я.
— Твоя мама живёт в Китае?
— Ну да. Она у меня китаянка. Наполовину. А я на одну треть. Вглядитесь в разрез моих глаз, видите?
Тут я не соврал, немного только преувеличил. У нас и правда предки с Востока, по материнской линии. Из Хабаровска.
— А отец — русский, — на всякий случай добавил я.
— Партийный?
— Да. Он у меня в партии зелёных какое-то время состоял. Вегетарианствовал.
— Зелёных? — Лютиков насторожился. — Так-так-так… — Он вынул из ящика чистый лист и что-то на нём записал.
— И ничего не «так-так-так». Он за уссурийских тигров борется. Папа — благородный человек.
— А с кем борется? Он тебе не рассказывал?
— А как же? Между нами с папой нет секретов. Правда, он коллекцию противогазов от меня где-то в доме прячет, никак не найду.
— А оружие не прячет? Холодное, горячее, нет?
— Нет, — ответил я.
К чему это он клонит?
Я понял по его лицу, что он клонит. И по интонации.
Он снял трубку и набрал короткий номер:
— Доброе утро, Леонид Ильич. Так точно. Тут у меня мальчик… очень подозрительный, из Китая… Нет, говорит без акцента… Лампочки выкручивал…
Я стал глядеть в окно. Там висел плакат на заборе:
«МАШИНОСТРОИТЕЛЬ! СОБЛЮДАЙ БЕЗОПАСНОСТЬ ТРУДА».
И стихи были написаны, хорошие такие.
А под ними — рабочий в каске с красивым и мужественным лицом.
Лютиков ещё долго разговаривал по телефону с этим Леонидом Ильичом, сочинял про меня всякие глупости. Но я его не слушал — краем глаза только. То есть уха. Что-то там про советско-китайский конфликт шестьдесят девятого года, Даманский остров и провокаторов. А я в это время думал про то, что, кажется, влип. И что теперь, кажется, меня посадят в тюрьму. Возможно, даже на всю жизнь, если верить Тишке. Потому что китайские штаны, как я понял, гораздо хуже турецкого робота. Особенно на фоне международного политического конфликта недавнего прошлого.
И вот меня посадят в тюрьму, и я буду в ней сидеть какое-то время. А потом, в один прекрасный день, я слеплю из хлебного мякиша пистолет и убегу, взяв заложника. Возможно, им даже будет сам сержант Лютиков.
Или лучше так: я подкуплю хуба-бубой охрану и передам с ней на волю записку, то есть маляву. Для Алки, которая меня будет ждать. И Алка угонит вертолёт — она может, она бедовая. С аэродрома. И прилетит за мной. Алка посадит его прямо на спортплощадку, пока я буду тренировать под открытым небом мускулы. И мы улетим в Сингапур. Или лучше на Аляску, к северным оленям. У них рога такие, бархатные.