Прогулка заграницей
Шрифт:
Нмцы помнятъ день субботній и чтятъ его, воздерживаясь отъ работы, какъ это приказываетъ заповдь. Мы же, воздерживаясь отъ работы, воздерживаемся въ то же время и отъ увеселеній, что вовсе не запрещено. И строго говоря, мы-то именно и нарушаемъ заповдь, такъ какъ въ большинств случаевъ нашъ обычай проводить воскресенье можетъ быть названъ отдыхомъ только по имени.
Этихъ соображеній оказалось вполн для меня достаточно, чтобы оправдаться передъ собственной совстью, когда мн вздумалось въ это воскресенье побродить по Баденъ-Бадену. Мы поспли какъ разъ во-время, чтобы почиститься и поспть въ англійскую церковь до начала службы. Въ церковь мы пріхали весьма торжественно; такъ какъ мы очень торопились, то хозяинъ приказалъ привести для насъ первый попавшійся экипажъ; случилось такъ, что экипажъ попался очень хорошій, а кучеръ былъ одтъ въ пышную ливрею, такъ что насъ приняли, вроятно, за какихъ-нибудь странствующихъ принцевъ; по крайней мр, чмъ же другимъ можно было объяснить, что въ наше распоряженіе предоставили отдльную ложу по лвую сторону отъ алтаря среди самой избранной публики. Какъ разъ впереди насъ сидли дв дамы очень просто и скромно одтыя, одна изъ нихъ была уже пожилая, другая молодая и чрезвычайно красивая; вся же остальная публика кругомъ насъ блистала богатыми
Мн показалось, что пожилая дама находится въ большомъ смущеніи, видя себя такъ скромно одтою на такомъ видномъ мст; мн сдлалось очень ее жаль и я сталъ наблюдать за нею. Она длала видъ, что углублена въ свой молитвенникъ и совсмъ не замчаетъ того, что она здсь не у мста, но я подумалъ про себя; «это ей плохо удается — ея дрожащій голосъ говоритъ, что смущеніе ея все боле и боле возрастаетъ!» Когда было провозглашено имя Спасителя, въ своемъ волненіи она совсмъ растерялась и, вмсто того, чтобы слегка склонить голову, какъ сдлали вс другіе, встала и поклонилась. Кровь прилила мн въ лицо отъ жалости; я обернулся и бросилъ на разряженную публику взглядъ, молящій о состраданіи, т. е. я хотлъ бросилъ такой взглядъ, но чувство взяло перевсъ и взглядъ этотъ, вроятно, говорилъ: «если кто-нибудь изъ васъ, баловни фортуны, вздумаетъ смяться надъ этой бдняжкой, то онъ заслуживаетъ, чтобы съ него содрали кожу». Дло принимало все худшій и худшій оборотъ, такъ что, наконецъ, мысленно я и совсмъ взялъ эту даму подъ свое покровительство. Забывъ проповдь, я наблюдалъ только о ней. Между тмъ волненіе все боле и боле овладвало ею; она схватила пробку отъ своего флакона съ нюхательною солью; пробка издала рзкій и громкій звукъ, но бдняжка въ своемъ смущеніи не замтила этого и продолжала вертть въ рукахъ пробку, не сознавая, повидимому, того, что длаетъ. Но высшей степени смущеніе ея достигло, когда стали обходить съ блюдомъ: небогатые клали по нскольку пенни, господа и богачи — серебряныя монеты, — она же положила на полочку для молитвенника золотую монету въ 20 марокъ, упавшую со звономъ. «Она отдала все свое богатство, чтобы купить сочувствіе этой безжалостной толпы. Какое печальное зрлище!» подумалъ я про себя. Я просто не осмливался оглядываться; но когда служба уже кончалась, я подумалъ: «Пусть ихъ смются до поры до времени, но при выход изъ церкви они увидятъ, какъ она сядетъ вмст съ нами въ нашу пышную карету, которая и отвезетъ ее домой.
Но вотъ она встаетъ, и вмст съ нею поднимается вся конгрегація и остается на ногахъ, пока она проходитъ по церкви. Это была императрица германская.
Дло въ томъ, что она и не думала находиться въ замшательств, какъ мн казалось. Мое воображеніе натолкнуло меня на ложный слдъ, а разъ это случилось, то весьма понятно, что во всемъ остальномъ я видлъ только то, что согласовалось съ первоначальнымъ предположеніемъ. Молодая дама, бывшая вмст съ ея величествомъ, оказалась придворною дамою — я же все время принималъ ее за одну изъ пансіонерокъ заинтересовавшей меня особы.
Это было единственный разъ, когда подъ моимъ личнымъ покровительствомъ оказалась императрица, и, принимая во вниманіе мою неопытность, я даже удивляюсь, что такъ удовлетворительно справился съ этой задачей. Хорошо еще, что я раньше не зналъ, какое трудное обязательство я на себя принимаю, сколько бы доставило мн это затрудненій!
Намъ сообщили, что императрица живетъ въ Баденъ-Баден уже не мало времени и посщаетъ исключительно англійскую церковь.
Все остальное время въ это воскресенье я пролежалъ въ постели и предавался отдыху посл совершенной прогулки, Гарриса же послалъ присутствовать вмсто себя при вечернемъ богослуженіи; у меня за правило положено бывать по воскресеньямъ на двухъ службахъ и я ни подъ какимъ видомъ не дозволяю себ нарушать это правило.
Вечеромъ въ городскомъ саду собралась многочисленная публика, желавшая послушать, какъ будетъ исполнять оркестръ „Фремерсбергъ“. Пьеса эта возникла изъ старинной легенды здшней мстности, повствующей, что однажды въ средніе вка какой-то рыцарь заблудился въ окрестныхъ горахъ и скитался тамъ вмст съ своими собаками въ страшную бурю, пока до слуха его не достигъ отдаленный благовстъ, сзывавшій монастырскую братію къ ночному служенію; онъ направился въ ту сторону, откуда неслись звуки и такимъ образомъ спасся. Черезъ всю пьесу безостановочно слышится прекрасная мелодія; мстами она раздается весьма громко, мстами затихаетъ до того, что едва можетъ быть различаема, но тмъ не мене не умолкаетъ ни на минуту; величественно звучитъ она среди ужаснаго свиста втра, шума проливного дождя и оглушительныхъ ударовъ грома; нжно, чуть слышно льется она среди такихъ слабыхъ и отдаленныхъ звуковъ, какъ звонъ монастырскаго колокола, мелодическіе перекаты отдаленнаго охотничьяго рога, тревожнаго лая собакъ и торжественнаго пнія монаховъ; вотъ она крпнетъ снова и все растетъ и растетъ подъ праздничный звонъ колоколовъ и сливается съ мотивами мстныхъ псенъ и танцевъ поселянъ, собравшихся въ монастырскомъ зал и привтствующихъ охотника, счастливо избгнувшаго опасности и утоляющаго свой голодъ за монастырской трапезой. Инструменты воспроизводятъ вс эти звуки съ удивительною точностью. Не разъ, когда музыкальная буря начинала свирпствовать съ особенною яростью, а потоки дождя, казалось, грозили затопить землю, публика хваталась за свои зонтики; я съ трудомъ удерживался отъ невольнаго стремленія ухватиться за шляпу всякій разъ, когда вой и свистъ втра доходили до fortissimo; когда же раздавались внезапные и восхитительно естественные удары грома, то не было никакой возможности удержаться отъ содроганія.
Я полагаю, что „Фремерсбергъ“ — пьеса весьма въ музыкальномъ отношеніи посредственная, я даже увренъ въ этомъ, иначе бы она не приводила бы меня въ такой восторгъ, не трогала бы, не возбуждала бы, не плняла меня до такой степени, что я чуть съ ума не сходилъ отъ восторга. Съ самаго дня моего рожденія не приходилось еще мн испытывать подобнаго наслажденія. Торжественное и величественное пніе монаховъ изображалось не оркестромъ, но настоящимъ пніемъ; оно то затихало, то вновь разгоралось, смшиваясь со звономъ колокола, съ неумолкаемой очаровательной мелодіей и прочими звуками въ одно стройное цлое. Нтъ, такая божественно-прекрасная музыка не можетъ не быть посредственной музыкой. Многочисленная публика, собравшаяся слушать „Фремерсбергъ“, только подтверждаетъ мое мнніе, такъ какъ для пониманія хорошей музыки только очень немногіе имютъ достаточное развитіе. Что касается, напримръ, меня, то классическая музыка не доставляетъ мн ни малйшаго наслажденія поэтому я и не признаю оперу,
Я думаю, что есть два рода музыки: одинъ, который понятенъ всякому, даже устриц, и другой, для пониманія котораго необходимо боле высокое дарованіе, развитое особымъ воспитаніемъ. Но если и посредственная музыка удовлетворяетъ большинство изъ насъ, зачмъ требовать тогда другой? Мы требуемъ этой другой музыки только потому, что она цнится весьма немногими знатоками, обладающими боле развитымъ, нежели у насъ, чутьемъ. Не находя въ ней никакого удовольствія, мы длаемъ видъ, что наслаждаемся ею, чтобы только при помощи этой лжи попасть въ разрядъ знатоковъ, дйствительно понимающихъ музыку. Я знаю не мало этого сорта людей и думаю, что и самъ буду изъ числа ихъ, когда вернусь домой и буду хвастаться своимъ европейскимъ образованіемъ.
То же самое и въ живописи. Пока я не началъ изучать искусства, то Тёрнеровскій „Невольничій корабль“ былъ для меня тмъ же, чмъ бываетъ красная тряпка для быка. Мистеръ Рёскинъ понимаетъ искусство и потому картина эта приводитъ его въ безумный восторгъ, равносильный той ярости, въ которую приходилъ я, пока былъ невждою. Развитіе длаетъ м-ра Рёскина способнымъ, а теперь и меня, видть воду въ этой блестящей желтой грязи, и восхитительные, натуральные эффекты тамъ, гд профанъ видитъ только безобразную смсь дыма, пламени и неестественныхъ малиновыхъ красокъ солнечнаго заката; развитіе примиряетъ м-ра Рёскина, а вмст съ тмъ и меня теперь, съ плавающимъ со вод желзнымъ цпнымъ канатомъ; оно примиряетъ насъ съ этими рыбами, плывущими по верху грязи, т. е. воды, хотлъ я сказать. Почти вся картина состоитъ изъ явныхъ несообразностей, можно сказать, изъ лжи, и только строгое образованіе даетъ человку возможность находить во лжи истину. Къ такимъ истинно образованнымъ людямъ принадлежимъ и мы съ м-ромъ Рёскиномъ. Какой-то репортеръ одной изъ бостонскихъ газетъ отозвался объ этой картин, сказавъ, что она напоминаетъ ему кошку со шкурой черепаховаго рисунка, лежащую въ обморок на блюд съ томатами. Будучи тогда еще профаномъ, я полагалъ, что репортеръ этотъ обладаетъ весьма врнымъ взглядомъ на вещи. М-ръ же Рёскинъ наврное бы сказалъ: „человкъ этотъ не что иное, какъ оселъ“. Теперь и я сказалъ бы тоже самое [9] .
9
Мсяцъ спустя посл того, какъ были написаны эти строчки, мн случилось быть въ Лондонской Національной галлере, гд я до того былъ восхищенъ картиною Тернера, что съ трудомъ могъ отъ нея оторваться. Впослдствіи я неоднократно бывалъ въ этой галлере съ цлью осмотрть ее, но чары Тёрнера были настолько сильны, что я не могъ побороть ихъ. Однако же, картина эта не напоминала мн «Невольничьяго корабля».
Мы ожидали въ Баденъ-Баден своего курьера. Разсчитывая въ скоромъ времени прохать въ Италію и не зная тамошняго языка, мы полагали, что курьеръ намъ будетъ необходимъ и потому поспшили запастись имъ. Впрочемъ, оказалось, что и курьеръ не знаетъ итальянскаго языка, Мы встртили его у гостинницы, готоваго вступить въ исполненіе своей обязанности. На мой вопросъ о готовности онъ отвчалъ утвердительно и былъ правъ. Съ нимъ былъ сундукъ, два небольшихъ мшка и зонтикъ. Я долженъ былъ платить ему 55 долларовъ въ мсяцъ и стоимость прозда по желзнымъ дорогамъ. Между тмъ, на континент за провозъ сундука берутъ почти столько же, сколько и съ пассажира. Курьеры не платятъ нигд ни за столъ, ни за квартиру. На первый взглядъ это кажется туристу просто спасеньемъ, такъ какъ ему и въ голову не приходитъ, что кто-нибудь да долженъ же платитъ за это. Но въ конц концовъ, въ одну изъ свтлыхъ минутъ, мысль эта несомннно придетъ ему въ голову.
ГЛАВА XXV
На слдующее утро мы выхали по желзной дорог въ Швейцарію и около 10 часовъ ночи прибыли въ Люцернъ. Первымъ открытіемъ, которое я сдлалъ, было то, что красота озера не преувеличена. День или два спустя послдовало ни другое открытіе: прославленныя серны совсмъ не то же, что дикія козы; что он даже не принадлежатъ къ рогатымъ животнымъ; что он не пугливы; что он не избгаютъ человка; и что охота за ними не представляетъ ни малйшей опасности. Серна — это черненькое или бурое созданіе не крупне горчичнаго зерна; вамъ не для чего идти за ней, такъ какъ она сама придетъ къ вамъ; он явятся къ вамъ цлымъ табуномъ и будутъ прыгать и ползать по всему тлу, подъ вашимъ платьемъ; он не только не пугливы, наоборотъ, он чрезвычайно общительны, он не боятся человка, но сами первыя нападаютъ на него; укусы ихъ не опасны, но, тмъ не мене, не пріятны; сила ихъ почти невроятна, — если вы попробуете накрыть это животное пальцемъ, оно прыгаетъ на высоту, въ тысячу разъ большую его собственнаго тла, и никакой самый острый глазъ не услдить за нимъ при этомъ. Не мало написано романтической чепухи о сернахъ Швейцаріи и объ опасностяхъ охоты за ними; на самомъ же дл даже женщины и дти охотятся на нихъ безъ всякаго страха; охотятся, можно сказать, вс безъ исключенія, при чемъ охота производится во всякое время, днемъ и ночью, въ постели такъ же успшно, какъ и вн ея. Охотиться за сернами съ ружьемъ — одно поэтическое безуміе; весьма немногіе длаютъ это; найдется разв одинъ стрлокъ изъ цлаго милліона, который въ состояніи попасть въ нее изъ ружья. Гораздо проще ловить ее, нежели стрлять, и только самые опытные охотники за сернами охотятся за ними съ ружьями. Другая ошибка, всми повторяемая — это «рдкость» сернъ. Какъ разъ наоборотъ. Стада въ 100.000.000 головъ совсмъ не рдкость въ швейцарскихъ гостинницахъ. По крайней мр, численность ихъ настолько велика, что он составляютъ истинное наказаніе. Поэты одваютъ своихъ охотниковъ за сернами въ разные фантастическіе и живописные костюмы, между тмъ, лучшій способъ охоты за этою дичью — это быть безъ всякаго костюма. Торговля кожами сернъ тоже не боле, какъ обманъ; никто не станетъ сдирать кожу съ серны: она слишкомъ для этого мала. И вообще, во всемъ, что только писалось объ этомъ животномъ, не мало вздорнаго и сентиментально преувеличеннаго. И никакого удовольствія я не ощущалъ, находя ее, хотя ране она и была предметомъ моихъ помысловъ; всю свою жизнь мечталъ я посмотрть на нее въ ея дикомъ состояніи и принять участіе въ погон за нею по роднымъ ея скаламъ. Мн очень прискорбно раскрывать истину и разрушать въ читател то восхищеніе и уваженіе, какіе онъ, быть можетъ, питаетъ къ сернамъ, но сдлать это необходимо, тамъ какъ, если честный писатель встрчаетъ гд-либо обманъ, то прямая обязанность его обнаружить этотъ обманъ, низвергнуть его съ почетнаго мста, не взирая на то, кто можетъ пострадать отъ этого; въ противномъ случа, писатель окажется недостойнымъ доврія общества.