Прогулка заграницей
Шрифт:
По величин домъ годился бы хоть для гостинницы; длиною онъ былъ футовъ около ста, шириною около 50 и футовъ десяти вышиною, считая отъ земли до карниза; отъ карниза же и до конька громадной крыши было еще не мене сорока футовъ, а, быть можетъ, и больше. Крыша была соломенная, въ цлый футъ толщиною и притомъ очень старая, принявшая темносрый цвтъ и почти вся, за исключеніемъ немногихъ мстъ, покрытая богатымъ цвтущимъ ковромъ зелени, главнымъ образомъ мха. Растительность отсутствовала только на тхъ мстахъ, которыя недавно подвергались исправленію, состоявшему въ томъ, что сгнившую солому замнили свжею, которая такъ и кидалась въ глаза своимъ яркимъ желтымъ цвтомъ. Концы крыши выступали далеко за стны, подобно двумъ крыльямъ, гостепріимно зовущимъ путника отдохнуть подъ ихъ снью. Поперекъ всего фасада, которымъ домъ выходилъ на
Быть можетъ, тамъ была гостиная? Вся передняя половина дома отъ земли и до самой крыши была населена людьми, коровами и цыплятами, а въ задней половин хранилось пойло для скотины и сно. Но главная особенность всей усадьбы — это все же большія кучи навоза.
Мы настолько освоились, наконецъ, съ такою особенностью Шварцвальда, что по этому, хотя и краснорчивому, но все-таки совершенно вншнему признаку начали опредлять общественное положеніе здшнихъ жителей. «Здсь живетъ бднякъ, это очевидно», говорили мы, увидвъ чистенькій домикъ. Когда же мы видли большія кучи удобренія, то, наоборотъ, говорили: «это банкиръ». Если же мы видли цлыя Альпы навоза, то восклицали: «Нтъ сомннія, здсь живетъ какой-нибудь герцогъ!»
На эту характерную черту въ описаніяхъ, посвященныхъ Шварцвальду, обращено слишкомъ мало вниманія. Очевидно, что для здшняго жителя навозъ есть сокровище, его монетная единица, его гордость, его старинный мастеръ, его собраніе старинныхъ вещей, его любимое дтище, его тема для разговоровъ, зависти, уваженія, предметъ его главной заботливости при составленіи духовной. Настоящая повсть Шварцвальда, если только она когда-нибудь будетъ написана, необходимо должна быть составлена по слдующему шаблону:
Богатый и старый фермеръ по имени Гуссъ. Онъ еще отъ отца наслдовалъ большія кучи навозу, а трудолюбіемъ и бережливостью еще боле увеличилъ ихъ. Послднее въ «Бедеккер» слдуетъ помтить двумя звздочками [8] . Эти кучи пріобртаютъ повсемстную знаменитость. Шварцвальденскій художникъ пишетъ съ нихъ картину — свое лучшее произведеніе. Король прізжаетъ посмотрть на нихъ. Гретхенъ Гуссъ — дочь и наслдница. Павелъ Гохъ — молодой сосдъ, открыто ищущій руки Гретхенъ: въ сущности, онъ ищетъ только навозу. Гохъ самъ обладаетъ нсколькими возами этой чернолсской монеты и потому считается хорошею партіею; тмъ не мене онъ гадокъ, низокъ, не иметъ сердца, тогда какъ Гретхенъ — олицетворенное чувство и поэзія. Гансъ Шмидтъ, другой молодой сосдъ, полонъ чувства, полонъ поэзіи; Гансъ любитъ Гретхенъ, Гретхенъ любитъ Ганса. Но у Ганса нтъ навоза. Старый Гуссъ отказываетъ ему отъ дома. Сердце Ганса разрывается отъ горя, и онъ идетъ въ лсъ, чтобы умереть вдали отъ жестокаго свта, который говоритъ про него: «Что это за человкъ, если онъ не иметъ навозу!»
8
Если въ Бедеккер что-либо отмчено двумя звздочками, то это значитъ «весьма достойно вниманія». Прим. автора.
(Слдуетъ промежутокъ въ 6 мсяцевъ).
Павелъ Гохъ приходитъ къ старому Гуссу и говоритъ:
— Наконецъ-то я богатъ; у меня какъ разъ столько, сколько вы требовали, пойдите и посмотрите на кучу.
Старый Гуссъ идетъ и, осмотрвъ, говоритъ:
— Этого достаточно, бери ее и будь счастливъ, — онъ разуметъ, конечно, Гретхенъ.
(Слдуетъ промежутокъ въ дв недли).
Гости, приглашенные на свадьбу, собрались въ гостиной стараго Гусса. Гохъ скроменъ и сіяетъ довольствомъ, Гретхенъ оплакиваетъ свою горькую судьбу.
Входитъ старый главный бухгалтеръ Гусса. Гуссъ говоритъ ему гнвно: «Я даю вамъ три недли, чтобы найти ошибку въ вашихъ книгахъ и доказать, что вы не мошенникъ. Пройдетъ назначенный срокъ, и вы или найдете пропажу, или пойдете въ тюрьму, какъ воръ». Бухгалтеръ:- «Я уже нашелъ ее». — «Гд?» Бухгалтеръ,
Гуссъ. — Какъ, ты? Съ какими это?
Гансъ, — Такъ слушай же. Люди отвернулись отъ меня, и я ушелъ отъ нихъ. Одинокій бродилъ я по лсу призывая смерть, но она не шла ко мн. Я питался кореньями, изъ которыхъ выбиралъ самые горькіе. И вотъ, три дня тому назадъ, копаясь въ земл, я открылъ рудники навозу! Я нашелъ цлую голконду, неисчерпаемую Бонанзу самаго лучшаго навозу! Теперь я могу купить васъ всхъ и все-таки у меня останутся еще цлыя горы! Ага, теперь ты началъ улыбаться! (Общее смятеніе). Происходить осмотръ образчика руды, Старый Гуссъ, восторженно: «Разбуди ее, растолкай же ее, благородный юноша; она твоя!» Свадьба сейчасъ же совершается. Бухгалтеръ возвращается въ свою контору къ своимъ книгамъ. Павелъ Гохъ отправляется на вислицу. Обладатель Бонанзы Чернаго лса достигаетъ преклонныхъ лтъ и наслаждается любовью своей жены и 27-ми дтей, возбуждая всеобщую зависть.
Какъ-то разъ мы завтракали отварною форелью въ маленькой деревушк (Оттедхофенъ) въ таверн подъ вывской «Земедльческая». Посл завтрака мы перешли отдыхать и курить въ общій залъ, гд и застали цлое общество чернолсской знати, человкъ восемь или девять, сидящихъ за отдльнымъ столомъ. Это было общее собраніе мстнаго округа въ полномъ состав, собравшееся сюда съ 8-ми часовъ утра для выбора новаго члена; покончивши дло, они уже четыре часа пьютъ пиво за счетъ новоизбраннаго. Все это былъ народъ пожилой, лтъ подъ 50 или 60, съ важнымъ выраженіемъ добродушнаго лица, одтый въ костюмы, хорошо намъ знакомые изъ описаній Шварцвальда, въ широкія, съ круглой тульею, черныя фетровыя шляпы съ приподнятыми полями; длинные красные жилеты съ большими металлическими пуговицами, сюртуки чернаго альпака съ тальей гд-то между плечами. Не слышно было ни рчей, ни шума, шелъ только тихій, степенный разговоръ; совтъ потихоньку, не торопясь, но врно и основательно наливался пивомъ, сохраняя степенность и внушительность, какъ и подобаетъ людямъ съ положеніемъ, людямъ вліятельнымъ, людямъ навоза.
Посл полудня, несмотря на порядочную жару, мы потянулись дале, шли мы берегомъ шумливой рчки съ чистою и прозрачною водою, мимо фермъ, водяныхъ мельницъ и нескончаемаго ряда крестовъ, изваяній святыхъ и мадоннъ. Эти кресты и изображенія ставятся здсь въ память умершихъ ихъ родственниками и друзьями; они стоятъ почти на такомъ разстояніи другъ отъ друга, какъ телеграфные столбы въ нкоторыхъ странахъ.
Мы шли по прозжей дорог, при чемъ насъ преслдовало обычное наше счастье; все время мы двигались по самому солнопеку, видя передъ собой тнистые участки дороги; но прежде чмъ мы добирались до нихъ, тнь уходила все дальше и дальше. Вообще за все время нашего странствованія намъ рдко когда удавалось пройти мстечко, которое могло бы дать тнь именно въ ту пору дня, когда оно дйствительно затнено. На этотъ разъ, было какъ-то особенно жарко; единственнымъ утшеніемъ, если только это могло быть утшеніемъ, былъ тотъ неоспоримый фактъ, что крестьянамъ, работавшимъ надъ нашими головами, до крутымъ гордымъ склонамъ, было еще хуже, чмъ намъ. Наконецъ, и намъ стало не въ моготу отъ этого нестерпимаго жара и блеска; мы перепрыгнули ровъ и вошли въ глубокій сумракъ лса, съ намреніемъ отыскать то, что въ путеводител названо «старой дорогой».
Мы скоро нашли эту старую дорогу, и случайно оказалось, что она та самая, которую намъ было надо; однако же, мы шли до ней въ увренности, что мы заплутались, а разъ мы такъ думали, то, понятно, и спшить намъ было не для чего. Мы и не спшили. Поминутно растягиваясь на мягкомъ моховомъ лож, мы предавались отдыху, наслаждаясь тишиной и прохладой лсного уголка. Здсь мы были совершенно одни, а на прозжей дорог, которую мы только-что оставили, кипла сутолока: тянулись телги, шли школьники, крестьяне и цлые отряды студентовъ чуть не со всей Германіи.