Происшествие
Шрифт:
Музафер-бей нахмурился.
— Что же это? Выходит, обмануть нас хотят?
— Да нет, не думаю, не осмелятся.
— Найди-ка Джемшира и пошли ко мне. Я до вечера буду в клубе. Ну, пока!
Зекяи-бей полюбопытствовал, что случилось.
— Ничего. О женитьбе Рамазана говорили…
— Отказали?
— Не то чтобы отказали, а тянут, видишь, под разными предлогами… Я не думаю, чтобы Джемшир мог обмануть меня. Из года в год с ним имею дело, столько денег плачу…
— Знаю, однако…
— Ну что «однако»?
— Я уже говорил, что у тебя
Миновали асфальтовую дорогу и затряслись по разбитой мостовой.
Они вышли у клуба и прошли прямо в банкетный зал. Несмотря на раннее время, зал был полон. Местные торговцы, землевладельцы, аптекарь, доктор, инженер, архитектор, сотрудники газеты, и среди этого делового мира — элегантные дамы, будто соревнующиеся в изяществе нарядов. Тоненькие, как статуэтки, сверхмодные, как звезды экрана, и дурнушки в платьях от дорогих портных.
Музафер-бей и Зекяи-бей отыскали свободный столик. Метрдотель, осведомленный о вкусах постоянных посетителей, распорядился об ужине.
Звуки плавного вальса тонули в шуме приборов и говоре присутствующих, растворялись в клубах табачного дыма, обволакивавшего зал.
Музафер-бей налил себе рюмку фирменной водки «Кулюп». Он пил ее, не разбавляя водой. Зекяи-бей предпочитал вермут. Он пододвинул к себе салатницу и почти уткнулся в нее носом.
— Да, ты прав, — согласился Музафер, отправляя в рот анчоус на ломтике хлеба. — Я бы мог сосватать для племянника девушку из хорошей семьи. Но парень-то больно непутевый. Хотя бы видимость в нем была, немножко форсу, что ли… Скажи, будь у тебя дочь, ты отдал бы ее за моего замухрышку племянника?
Зекяи-бей оторвался от салата.
— Отдал бы!
— Ты говоришь так, потому что у тебя нет дочери. Сказать тебе больше?
Он поднял глаза на собеседника, но заметил через стол от них незнакомую женщину в красном шарфе на роскошных плечах. Она следила за Музафером уголком глаз, оценивала его и сердилась, что Музафер ее не замечает. Но когда их взгляды встретились, женщина растерялась, а может быть, только притворилась растерянной.
— Я слушаю тебя, — уже в который раз напомнил Зекяи-бей.
Музафер не отвечал.
Проследив взгляд Музафера, Зекяи-бей всем корпусом повернулся в сторону женщины.
— Послушай, кто это? — кивнул Музафер.
— Ты разве незнаком? Импортная штучка. Швейцарского производства.
— Да ну? Чья?
— Паша-заде Хайруллы.
— А почему же она одна?
Зекяи-бей начал было не без иронии распространяться о приверженности Музафера к обычаям Востока, но в зал под руку с председателем партии вошел главный редактор партийной газеты. Час назад на собрании они чуть было не подрались с Музафером, поспорив по поводу уступок духовенству. Главный редактор поддерживал сторону тех, кто считал, что для победы на выборах следует задобрить духовенство.
Музафер тотчас забыл
— Погляди-ка на мерзавца, — сказал он. — Эх, где ты, Мустафа Кемаль? Подними голову и посмотри на своих вчерашних почитателей!
Зекяи-бей обернулся и окинул вошедших безразличным взглядом.
Музафер-бей кипятился.
— Придется все-таки надавать ему тумаков в порядке назидания!
— С какой стати? — урезонивал его Зекяи. — Какое тебе дело до них?
— Да нет мне до них дела, но…
— Никаких «но»! Брось ты эти свои восточные привычки. Иметь библиотеку в тысячи томов, ездить в Европу, Америку… Стране нужны не восточные нравы, а истинная цивилизация. До тех пор пока мы не ощутим в нашей стране, в самих себе, в самых отдаленных уголках наших душ западную демократию…
Музафер-бей отвернулся. Он искал глазами незнакомку, поразившую его воображение.
Зекяи-бей обиженно заметил:
— Я, собственно, к тебе обращаюсь.
— Да-да, продолжай. Я слушаю…
— Так вот, пока мы не обнаружим, что пришел конец восточным обычаям, безмерному национализму, то есть шовинизму…
— Что за божественная женщина! — восхищенно произнес Музафер.
В дверях зала показалась компания высоких один к одному розовощеких американцев — дельцов, а может быть, инженеров. Они держались за председателем партии, весело, беззаботно и бесцеремонно разглядывая зал.
От Музафер-бея не ускользнуло поведение женщины в красном шарфе. Она преобразилась с приходом этой компании. Грациозно изогнув лебединую шею, она настойчиво смотрела на американцев и улыбалась.
Прошествовав через зал, они уселись за стол главного редактора партийкой газеты.
Музафер рывком повернулся к Зекяи-бею.
Тот ухмыльнулся.
— Стол главного редактора в цене!
Музафер налил себе водки, раздраженно опрокинул рюмку в рот.
— А что это значит, догадывайся сам!
И тут же объяснил.
— Это значит, что на выборах победит партия наших конкурентов, то есть программа партии наших конкурентов, которая, — Зекяи-бей поднял палец, — требует ликвидации этатизма, мой дорогой!
— Ненавижу предсказателей… — проворчал Музафер.
— Попомни мои слова. На этих выборах и на следующих…
— Не забывай девятьсот тридцатый год…
— Да, но обстановка изменилась.
— Вот и выпьем!
Музафер-бей покосился на женщину в красном шарфе. Она ловила каждое движение за столом, где сидели председатель партии и американцы.
Зекяи-бей улыбнулся.
— Не теряй времени! Проиграешь.
— Почему?
— Не видишь разве. Даже эта… в шарфе, перекинулась на ту сторону.
— А знаешь, меня забрало, — признался Музафер.
Они рассмеялись.
Когда притушили свет, они перешли в зал для игры в бридж. К Музаферу подошел гарсон во фраке, наклонился и передал, что господина Музафер-бея спрашивают двое.
Музафер вышел из зала. Его ждали Ясин и вербовщик Джемшир. Джемшир съежился, увидев бея.
Музафер позволил ему поцеловать одну руку, другую.