Происшествие
Шрифт:
— Согласна, что ли?
Гюллю покачала головой.
…Гюллю упала, обливаясь кровью. Ничего уже не могло остановить Джемшира. Ни вопли Гюллю, ни Решид, повисший на нем, — ничего. Сильные руки швыряли девушку с одного места на другое, дикие крики Гюллю подняли на ноги соседей. Комната стала наполняться народом. Но Хамза и Мамо вытолкали всех за дверь. Соседи не расходились, они толпились под окнами. Заговорили о полиции, суде и свидетелях. Соседка, передававшая новости Пакизе, выскочила на босу ногу, с непокрытой головой и, одеваясь на ходу, помчалась по грязным улицам
У Пакизе горел свет. Женщина забарабанила в дверь.
Пакизе только что легла.
Открыв дверь, она отшатнулась, увидев полные ужаса, широко раскрытые глаза женщины.
— Убивают девчонку, убивают! — задыхаясь, сообщила женщина.
— Гюллю?
— Может, уже убили…
Пакизе побледнела. Сжав кулаки, она беспомощно металась по комнате. Она не знала, что придумать. Ей вспомнилось, что, возвращаясь с работы, она видела Кемаля в окно шашлычной.
Она кинулась туда.
Кемаль все еще сидел в шашлычной. Он вздрогнул, когда вбежала Пакизе. Он не узнал ее — Кемаль никогда не видел ее в слезах.
— Убивают ее! Что же ты за мужчина! Ее, может, и в живых уже нет, а ты сидишь, пьешь…
Все завертелось перед глазами Кемаля. У него похолодели руки. Он рванулся и, опрокинув стол, бросился на улицу.
Он бежал, не разбирая дороги, не замечая встречных. Влетел во двор Джемшира и плечом толкнул дверь. Дверь не подавалась. Оттуда слышались глухие стоны и щелканье хлыста. Кемаль ступил назад и навалился на дверь с разбегу. Он влетел в комнату вместе с сорванной с засова дверью. Они били хлыстом Гюллю, Привязанную к перилам лестницы.
Первым ему подвернулся Джемшир. Кемаль ударил его правой рукой, потом левой — Хамзу. Он видел, как цирюльник Решид открыл рот… Кемаль свалил его одним ударом и, выхватив из-за пояса кинжал, стал обрезать веревки, которыми была привязана Гюллю. И тогда среди криков послышался жесткий голос Решида:
— Чего же ты еще ждешь, Хамза?
Хамза выхватил из кармана шаровар револьвер. Руки его дрожали. Какое-то мгновенье он колебался.
Кемаль увидел револьвер, сжался для прыжка, но из дрожавших рук Хамзы вырвалось пламя.
Кемаль рухнул и остался лежать на полу, у перил, к которым была привязана Гюллю.
Хамза растерялся. К нему придвинулся Решид.
— Что стоишь, беги в участок, сдай комиссару револьвер. Ну, быстро!
Во дворе толпился народ.
— Полиция! Убийство! Совершено убийство!
— Держи, держи его, убежит!
Хамза увернулся от преследователей и как был, с револьвером в руках, помчался к полицейскому участку.
Он не вошел туда, а влетел.
В кабинете комиссара он положил на стол револьвер и, с трудом переводя дыхание, сказал:
— Я убил араба, вот мой револьвер.
Когда полиция прибыла на место происшествия, Кемаль уже почти не дышал. Пуля, попав в висок, задела глаз. Глаз вытек. Джемшир, сгорбленный, оглушенный случившимся, Решид, его жена, Мерием, соседи стояли над Кемалем, не отрывая взглядов от пустой глазницы.
В толпе послышалось рыдание. Все повернулись
Прислонившись лбом к косяку двери, содрогался от рыданий мастер Мухсин.
Гюллю лежала без сознания. Кемаль успел разрезать веревки, и она лежала теперь на полу.
Кемаль глухо застонал, медленно открылся уцелевший глаз. Губы его зашевелились. Он позвал мать одними губами.
Кемаль лежал навзничь. Голова его упала набок.
Старая Марьям варила Кемалю ужин. Фаттум стояла рядом.
— Поперчить бы, поострее будет, он любит острое…
Фаттум встала, потянулась к полке за перцем. Она взяла жестянку и заодно бросила взгляд на будильник. Почти два часа ночи! Может, ей лучше уйти? Конечно, лучше уйти. Но уходить не хотелось, сердце не пускало, хотя она навсегда запомнила недовольный голос Кемаля: «Что ей понадобилось здесь на ночь глядя?» — Фаттум вспомнила этот, голос и почувствовала себя такой одинокой. Фаттум знала, что нелюбима, но не хотела думать об этом.
— Уже скоро два, — сказала она, поставив перед старой Марьям жестянку с перцем.
Старуха поглядела на часы, потом — растерянно — на Фаттум.
— Я уж пойду, — сказала Фаттум.
«Побудь со мной, доченька, пока не придет Кемаль», — хотелось услышать ей в ответ. Но старая Марьям промолчала. Она побоялась сына. Вчера он был недоволен, застав у них Фаттум. Ну как он сегодня опять нагрубит? Ей стыдно будет глядеть девушке в глаза.
«Ах, бездумная молодежь! — вздохнула старуха. — Где он еще найдет такую?» — подумала она и стала в который раз перечислять про себя достоинства Фаттум: прилежная, ласковая, услужливая — даже носки Кемалю заштопала.
Фаттум еще помедлила, но старая Марьям молчала. И она поняла, что надо идти, и попрощалась. Старая Марьям спохватилась, когда девушка была уже у двери.
— Уходишь?
— Пойду, тетушка Марьям, что ж делать?
— Ну как знаешь, дитя мое, до свиданья.
Фаттум вышла и закрыла за собой дверь. Куда идти-то? Домой, где, наверно, давно храпит отец? Не хотелось…
Прохладная, темная без звезд ночь. В двух шагах ничего не видно. Она поискала глазами старое масличное дерево, которое Кемаль еще мальчишкой любил бомбардировать камнями, но не нашла его в густой тьме. Она не помнила такой темной ночи.
Фаттум пошла к дому. Она взялась за щеколду двери, но почувствовала, что не может сейчас идти домой. Почему так долго нет Кемаля? Через два часа светать начнет. Когда же он будет спать, ведь с утра ему на работу. Зачем он такой, Кемаль? Почему не жалеет ее?
Она стояла, прислонившись спиной к косяку двери. Не отдают эту городскую за Кемаля. Полицейские силой увезли ее. Какое счастье сулит она Кемалю? А она, Фаттум, была бы ему рабыней. На что ему эта фабрика? Сидел бы, отдыхал. А захотелось в город, сходил бы — в кафе или там в трактир… Она же не против. Она на все согласна. Пусть приходит пьяный, пусть в полночь, пусть бьет ее. Пусть делает, что хочет, она на все согласна. Как ему рассказать об этом? Как рассказать Кемалю, что не сможет она вырвать его из сердца, не сможет забыть?