Происшествие
Шрифт:
— Четыре года!
— Что, долго? Зато он отслужит в армии, совсем свободным будет!
Дверь без стука открылась. Вошли соседки, а за ними Сельви — старшая жена Джемшира с десятилетней дочерью. Девочка была с головы до ног в хлопковых оческах.
С прошлого года она работала на хлопкоочистительной фабрике. Ее записали туда по метрике тетки. Глаза девочки слипались от усталости. С серьезностью взрослого человека она прошла вместе со всеми к постели Мерием и стала слушать, о чем говорят старшие.
Женщины наперебой наставляли Гюллю, а она уставилась в окно и старалась пропускать
Слова тощей жены Решида назойливо лезли в уши. Та продолжала учить ее уму-разуму. Сельви, старшая жена отца, ей поддакивала.
Старшая жена Джемшира считала, что до некоторой степени вправе решать судьбу Гюллю. Первая жена — первая любовь. Она благодарна ему за это и останется преданной женой.
Узнав, что Гюллю заупрямилась и уже который день сердит отца, Сельви поспешила на помощь. Заходили и другие жены Джемшира, и все — с советами Гюллю не упрямиться, не идти против воли отца. «И потом парень-то араб… Тоже сокровище нашла! Разве можно любить араба?»
И женщины всплескивали руками.
Они сидели до тех пор, пока узкие улочки не погружались во тьму. Как и вчера, как и третьего дня, женщины ни минуты не молчали, они убеждали, срамили, увещевали — и все попусту: девчонка оказалась упряма, как гяур. Мусульманка такой упрямой быть не могла.
Терпение Гюллю лопнуло:
— Я неверная, не верю в аллаха, не понимаю слов…
— Тьфу ты, прости нас, аллах, грешных… Ну об отце-то подумай…
— Не лезьте ко мне. Нет у меня никакого отца! Нет у меня брата, нет у меня матери, никого у меня нет! Я из земли выросла. Для меня и отец, и мать, и брат — все он один: Кемаль!
— Ах ты, бесстыжая…
— Я бесстыжая. Ни стыда, ни совести во мне не осталось.
— Срам-то какой… И это девушка! Вы только поглядите на нее! — зашумели женщины.
— А что такого? Что на меня глядеть? Мне идти замуж — мне и мужа себе искать.
— Совсем рехнулась! Нет, не кончит она добром.
Старшая жена Джемшира поняла, что словами делу не поможешь. Она схватила Гюллю за руку и с силой потянула к постели Мерием.
— Иди, девка, иди, непокорная. Иди, посмотри, до чего мать довела, может, стыдно тебе станет!
— Мне не стыдно! Пусть стыдятся те, кто это сделал!
— Тьфу! — крикнула пышная соседка в черных шароварах и плюнула ей в лицо.
— Да ты что! — вспыхнула Гюллю. — Приди в себя. Разве можно плевать в лицо честному человеку?
— Это ты честная?!
Женщина презрительно оглядела ее, повернулась и пошла прочь.
Гюллю с ненавистью смотрела ей вслед. Ее трясло. Гюллю с трудом сдержала себя, чтобы не разрыдаться.
— Никто тебя любить не станет такую! — выговаривала тощая жена Решида. — Где это видано, чтобы девушка шла против желания родителей? Так ведь он, парень этот, чужой тебе, и ради чужого против отца с матерью идти?!
Жена Решида зажгла керосиновую лампу на полке. Она говорила еще долго, все уже ушли, а она все говорила с упрямой верой в то, что одолеет Гюллю.
Гюллю опустила занавеску, легла в постель и покрылась с головой. Так хоть
Во сне она видела Кемаля. Они были вместе. Положив голову на плечо Кемаля, она плакала и рассказывала ему, рассказывала… а слезы катились градом. Кемаль вытер своей большой мозолистой рукой ее слезы и сказал: «Молчи. Теперь уж плакать нечего. Все позади. Никто тебя не разлучит со мной. Теперь ты моя, а я твой!» Гюллю с волнением спросила: «А где отец и Хамза?» — «Я их обоих убил, — сказал Кемаль. — Да, убил. А в тюрьму меня не посадили потому, что я убежал». И когда она спросила, что же они теперь будут делать, и пожаловалась, что ей страшно, что она боится за него, он ответил: «Не бойся, никто меня не поймает. Я переменил костюм, и мы уедем из этого края. Они нас не найдут…» — «Поедем, Кемаль. С тобой куда хочешь поеду. Далеко, совсем далеко. Так, чтобы нас не нашли. Мы возьмем другие имена, и оба будем работать, ты и я. Поедем и будем жить одни…» — «Поедем, Гюллю», — успокоил ее Кемаль. «И нас никто не разлучит!» — «Никто», — отозвался он. И она попросила: «Обними меня, Кемаль». Сильные руки Кемаля крепко обняли Гюллю. «Обними меня, Кемаль!» Стальные руки сжали ее крепче. Горячее дыхание Кемаля обожгло ей лицо, она вздрогнула и проснулась: отец, Хамза, Решид, Мамо!.. Чуть не плача от ярости, она натянула одеяло на макушку. Накажи их, аллах! Что им надо? Какой хороший сон она видела. Хоть бы ненадолго оставили ее в покое… А они даже во сне не оставляют ее. Что им надо?!
Хамза со злостью сорвал с нее одеяло.
Гюллю вскочила.
— Ты что? Чего тебе опять надо?
Все четверо были пьяны. Они рассматривали ее глазами, налитыми кровью.
— Дитя мое, Гюллю. — Решид еле ворочал языком. — Сегодня опять спрашивали о тебе. Нам уже стыдно смотреть нм в глаза. Ты бы согласилась…
— Нет! — отрезала Гюллю.
— Дочка, дитя мое.
— Я тебе не дочка и не дитя…
Хамза грязно выругался.
Гюллю сверкнула глазами и ответила ему проклятием.
Хамза кинулся к ней, но Решид перехватил его и, обернувшись к Гюллю, предупредил:
— Это дело добром не кончится. Подумай хорошенько, подумай о себе. После пожалеешь. Мне молодость твою жаль.
Гюллю разрыдалась.
— А мне ничего не жаль! Ни себя, ни молодости. Что таитесь? Вынимайте ваши ножи, револьверы, я уже простилась с жизнью. Что стоите? Ну! Мужчины вы или нет! Убейте меня, разрежьте на куски.
Страшные глаза на пьяном лице Джемшира метали молнии. Заложив руки за спину, он, пошатываясь, двинулся на дочь разъяренным, ослепленным ненавистью зверем.
— Сам упал — не плачь, говорят в народе. Ты нас осрамила перед людьми! Отца-то хоть пожалей, смотри, он который день рта не раскрывает. Грех тебе, Гюллю! Грех! — уговаривал Решид.
— Пожалей, пожалей отца… — тянула жена Решида.
Гюллю с глазами, полными слез, обернулась к ней.
— Твоих советов мне недоставало! Уйди!
Оттолкнув Решида, Хамзу, Мамо, Джемшир встал напротив дочери. Он дрожал, на губах показалась пена. Он схватил дочь за плечо и, пристально глядя ей в глаза, прорычал: