Проклятие Пифоса
Шрифт:
— Вон, — указал Даррас. — На два часа.
Судно представляло собой средних размеров колонизационный корабль. Его древняя конструкция относилась ко временам задолго до возникновения Империума. Уже то, что он покинул родной причал, выглядело чудом — и при этом он еще сумел пережить путешествие в пустоте и посадку на враждебной территории. Последние пассажиры как раз спускались по трапам, когда «Железное пламя» зависло над их головами. Люди собирались вокруг корабля, перебираясь через поваленные при посадке деревья. Транспорт был настолько старым, что его название уже
Корабль задрожал, словно колокол под ударами молота. Из открытых ангарных створок вырвалось пламя. Череда взрывов на корме слилась в гигантский огненный шар, поглотивший двигатели.
— Они пляшут, — произнес Аттик. Капитан стоял у открытого люка пассажирского отсека. Ветер ревел ему в лицо, но лидер Железных Рук держался уверенно, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, словно приваренный к полу.
Многотысячная людская толпа резвилась вокруг подбитого корабля, словно для них это был праздничный костер.
— Да они с ума посходили, — бросил Даррас. — Если они повредят плазменные ядра…
— Похоже, они знают, что делают, — заметил Аттик. — Иначе это бы уже произошло на одном из кораблей, стерев весь регион с лица планеты. А это аккуратные и точные взрывы.
— Но зачем? — настойчиво спросил сержант Ласерт.
— Потому что они не собираются улетать, — объяснил Гальба. — В своих переговорах они постоянно называли Пифос «домом». Теперь так и есть. Они сознательно отрезают себе путь с планеты.
Воин смотрел на полыхающий корабль и думал, что тот оставался верен своему предназначению до самого конца. Эти люди были не просто гражданскими. Они были колонистами.
— Они так сильно хотят здесь остаться? — удивился Даррас. — Да они либо дремучие глупцы, либо безумцы. Подозреваю, что все сразу.
— Дремучесть им больше не грозит, — сказал Аттик и вытянул руку. — Только не теперь.
Явились ящеры. Ветры Пифоса донесли до них зов богатой и легкой добычи, и они вняли ему. Собравшись в огромные стаи, хищники — знакомые и невиданные прежде — обрушились на колонистов. Животные рвали их на куски.
Танцы оборвались. Люди безуспешно пытались защититься. У них не было стрелкового оружия, поэтому они отбивались голыми руками. Некоторые сражались мечами, но удары клинков лишь злили зверей еще больше. Потуги колонистов выглядели наихудшим фарсом. Ящеры пировали сполна.
— Сделай облет, — Аттик передал по воксу брату Катигерну, сидевшему за штурвалом «Железного пламени».
«Громовой ястреб» перелетал от одной посадочной площадки к другой. Везде повторялась одна и та же сцена. Корабли пылали. На проделанных ими просеках кучковались люди, защищаясь пиками, импровизированными дубинами и мечами. Кое-где Гальба замечал лазерные вспышки. По его оценке, на каждую винтовку приходилось по сотне человек, если не больше.
Многие гражданские, убегая от резни на посадочных площадках, собирались на территории, расчищенной Железными Руками. Гальба быстро сбился со счета. Десятки тысяч человек плечом к плечу стояли вокруг колонны и вдоль широкой
Исход борьбы был предрешен. Она растянется на много дней, но в итоге дорогу к колонне зальет озеро крови.
— Возвращаемся, — приказал Катигерну Аттик.
— Мы не будем стрелять? — спросил Гальба.
— Куда тут стрелять? — рявкнул капитан.
Гальба не ответил. Аттик был прав. Штурмовой катер — оружие грубое. Его ракеты и пушки перебьют больше колонистов, чем ящеров. Смерти рептилий будут одной каплей в море крови и лишь ускорят неизбежное.
— Слышите? — спросил Даррас, выражая смесь недоверия, недоумения и презрения.
— Да. — От Аттика разило только презрением.
Теперь услышал и Гальба. Пробиваясь сквозь крики умирающих и вой ящеров, перекрывая даже рев двигателей «Громового ястреба», звучал радостный клич. Толпа пела, как единый огромный хор. Люди торжествовали. Их товарищей пожирали заживо, но они все равно праздновали свое прибытие. Гальба не разбирал слов, но общий настрой угадывался безошибочно. Мелодия нарастала — ода победе и силе. Что бы с ними дальше ни случилось, люди были уверены, что свершили великое дело.
Прибыть в эту систему на кораблях, словно откопанных на свалке, — это подвиг. Приземлить большую их часть — в целом, тоже. Но откуда такое стремление к этому миру смерти? Гальба подозревал, что этого уже не узнать. Когда празднование закончится, не останется никого, кто мог бы все объяснить.
— Идиоты, — тихо пробормотал Аттик, отстраняясь от песни. Но он не сводил взгляда от сражающихся колонистов, пока те не скрылись из виду.
— Они мужественно сражаются, — признал Гальба.
— Их борьба бессмысленна. Им не победить. Они слишком слабы. Они пришли сюда умирать, и я не собираюсь этим восхищаться.
«Железное пламя» вернулось на базу к остальной роте. Кхи’дем и его Саламандры ждали на краю посадочной площадки и вышли вперед, когда Железные Руки выгрузились из люка правого борта. Птерон и другие Гвардейцы Ворона тоже присутствовали. Они держались чуть в стороне, но достаточно близко, чтобы все слышать.
— Что скажете, капитан Аттик? — спросил Кхи’дем. Гальба отметил уважительный тон сержанта Саламандр. Но все же в воздухе висело ощутимое напряжение.
— Положение дел вполне ожидаемое, — Аттик не ответил непосредственно Кхи’дему. Повысив голос, он обращался к своим легионерам, выстроившимся вдоль посадочной площадки. — Эти путешественники преимущественно безоружны и против ящеров долго не продержатся.