Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Он вспомнил, как видел в купальне отражение уродливого, скрюченного карлика, вспомнил слова Никевии о том, что Марик очень хочет детей.
«Что мне делать? — думал он, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Что же мне теперь делать?»
Он представил себе, как это будет: растерянное лицо Марик, её попытки скрыть своё разочарование и как-то спасти ситуацию, слова, которые она будет тщательно выбирать, чтобы не обидеть калеку. Постель под золотистым пологом, мерцающее в темноте пламя свечей.
«На что я рассчитывал, когда
Ответа он не знал, однако одно было ему теперь совершенно ясно — лучше умереть, чем позволить всему этому произойти.
«Нужно придумать какой-то предлог, — лихорадочно подумал он. — Каким-то образом отказаться от этой встречи. Но как?!»
Хайнэ заметался по комнате, не обращая внимания на боль в ногах, и метался до тех пор, пока не осознал, что никакого выхода нет.
Он сказал Марик, что Энсенте Халия в городе, и даже если удастся под каким-то предлогом избежать завтрашней встречи, то Марик просто перенесёт её на другой день…
Он сам, своими руками, выкопал себе могилу.
Совершенно обессилев, он рухнул на пол у приоткрытого окна, и какое-то время сидел, опустив голову и позволяя ветру играть со спутанными волосами.
«Нет. Нет, есть один выход, — внезапно пришло ему в голову. — Но это…»
При мысли о том, что он собрался сделать, лицо его жалко искривилось, а из груди вырвались сдавленные рыдания, но рука уже сама собой потянулась к бумаге.
На мгновение он замер, и капля чёрной краски, сорвавшись с кисти, упала на лист.
Преодолев минутное замешательство, Хайнэ начал писать письмо — не такое уж длинное, всего пару строчек, но выводил он их, как ему показалось, не тушью, а собственной кровью.
Глава 12
В тот день, когда Хайнэ остался после приёма во дворце, Хатори вернулся домой злее некуда.
Он редко по-настоящему злился, и если бы его попросили объяснить, что именно вызвало у него столь сильные эмоции на этот раз, то он, пожалуй, не смог бы этого сделать, но в гостиную он ворвался, чуть ли не пинком распахнув дверь.
— Хайнэ заставили остаться во дворце. Мы должны что-то сделать, — сказал он ожидавшей его Ниси и вкратце пересказал случившееся.
Он ожидал, что госпожа его поддержит и тут же придумает какой-то план или, на крайний случай, предоставит ему действовать по собственному усмотрению, но она только задрожала и, обхватив себя руками, низко опустила голову — как человек, который смиренно принимает очередной удар судьбы.
— Всё это очень плохо, — растерянно пробормотала она. — Но раз уж так произошло, мы не можем заставить Хайнэ вернуться домой.
— Но госпожа, ведь вы же сами говорили, что ему может угрожать опасность со стороны принцессы! — не смог сдержать эмоций Хатори.
— Если мы в открытую пойдём против её воли, то будет ещё хуже! — возразила
И Хатори оставалось только смириться, потому что не подчиниться приказу госпожи он не мог.
Но всё же, поднимаясь наверх, он кипел от негодования: как это возможно, сидеть и бездействовать, ждать, что дальше преподнесёт судьба, ничего не делать?
Быстро и довольно небрежно расстелив свою постель на полу, он забрался под одеяло, даже не раздеваясь, и лёг на спину.
Из-за приоткрытой балконной двери веяло ночной прохладой, и ей довольно быстро удалось остудить сначала разгорячённое лицо Хатори, а потом и жар эмоций в его груди.
Гнев сменило какое-то опустошение.
Он уговорил Хайнэ поехать в столицу, потому что хотел, чтобы брат больше выезжал из дома — затворничество было ему явно не на пользу. Книжки — это, конечно, хорошо, но ему стоило повидать мир, стоило больше общаться с людьми и перестать, наконец, стесняться своей болезни. А теперь получилось, что он снова заперт, но не дома, а во дворце, в окружении враждебно настроенных людей, один… без него.
Глубоко вздохнув, Хатори повернул голову и посмотрел туда, где на протяжении предыдущих нескольких недель расстилал постель Хайнэ. На полу всё ещё лежали несколько листов бумаги, которые брат разбросал по комнате впопыхах перед отъездом, а слуги так и не удосужились собрать; в приоткрытых дверях шкафа ярко полыхала цветная ткань многочисленных нарядов.
Внезапно Хатори стало ещё хуже, чем было до этого, хотя на сей раз дело было не в злости.
В чём именно — он сам не знал, но сердце его грызла остервенелая тоска.
Он не в первый раз ночевал в комнате один — такое бывало и раньше, когда он отвозил в Аста Энур рукописи Хайнэ.
Это не могло быть причиной тоски — так, по крайней мере, решил он сам и, расслабившись, закрыл глаза.
Проснулся он поздно, чуть ли не впервые в жизни проспав завтрак и открыв глаза уже после того, как солнце проделало по небосклону, по крайней мере, четверть своего пути.
«Вот и отлично, — подумал Хатори, прищурившись. — Наконец-то я смогу заняться чем-то своим».
Сколько раз он думал об этом — что хорошо бы прогуляться в одиночестве по утреннему лесу, посидеть у огня, искупаться в озере, отправиться в город, наконец! Но в большинстве случаев отказывал себе в своих желаниях, потому что нужно было помочь Хайнэ одеться, потому что Хайнэ не хотел, чтобы он уезжал куда-то без него, потому что Хайнэ боялся открытого огня, и так далее.
Теперь всех этих препятствий не существовало.
Госпожа, конечно же, разрешила ему делать всё, что он захочет, и Хатори снова отправился в Нижний Город, но, как и в прошлый раз, когда он поссорился с Хайнэ, это не принесло ему особого удовольствия.