Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Хайнэ почувствовал, как душа его успокаивается от этой мысли, и попросил отвести их с Хатори к женщинам.
Страшный, душераздирающий вопль, эхом прокатившийся по тёмному коридору, заставил его вздрогнуть и похолодеть от ужаса ещё до того, как они добрались до нужных комнат; на спине его выступила испарина.
Значит, слова про чудовищные муки, сопровождающие появление новой жизни, не были неправдой…
— Господину вряд ли захочется смотреть на эту женщину, — сказала им с Хатори спутница,
Хайнэ похолодел.
«Ну зачем же ты понял мои слова так прямо?» — спросил он у Хатори взглядом.
Тот чуть прикрыл глаза, пожав плечами.
Но делать было нечего — женщина раскрыла перед ними двоими двери комнаты. Хайнэ на мгновение зажмурился и тут же понял, что его страх был преждевременным — помещение выглядело почти чистым по сравнению с тем, что ему уже довелось увидеть; девушка, лежавшая на постели, была очень бледной и тихой.
Широко распахнутые глаза её, не мигая, смотрели в потолок и, судя по всему, ничего не видели.
По правую сторону от кровати возле стены сидела девочка лет шести и играла в какие-то самодельные игрушки.
Хатори отнёс Хайнэ к постели и, осторожно усадив его рядом с девушкой, отступил на пару шагов назад.
Больная зашевелилась.
— Кто здесь? — едва слышно спросила она, с трудом шевеля пересохшими, потрескавшимися губами. — Нанна, это ты?
Хайнэ растерянно молчал.
Ему пришло в голову, что девушка, наверное, зовёт своего возлюбленного, и он не знал, что на это ответить.
Что говорил в таких случаях Энсаро?
«Я пришёл дать тебе утешение, и свет, и всю мою любовь, которая есть лишь малая часть той безмерной любви, которую питает к вам Тот, кто стоит за мной, и кто готов дать её каждому, открывшему для неё своё сердце?»
Но богиня, как же глупо должны были прозвучать эти красивые, громкие слова в убогой комнате, наполненной запахом крови, перед женщиной, которая зовёт в смертный час своего любимого, а вместо этого слышит чужую речь, голос ненужного ей незнакомца, толкующего о любви, которой он сам никогда не знал.
Тем не менее, Хайнэ нащупал холодные, одеревеневшие пальцы умирающей, и, с трудом стиснув их своими, слабыми и по-детски маленькими, наклонился над ней.
— Я пришёл дать… тебе… — он запнулся и всё-таки не смог выговорить этих слов, показавшимися ему невероятно фальшивыми и самодовольными, порочащими имя того, от чьего имени хотелось их произнести, вместо того, чтобы славить его.
«Я пришёл получить утешение от тебя, вот что я должен сказать, — думал Хайнэ, стиснув зубы. — Я пришёл сюда, чтобы взять от всех вас силу, а не дать её. Великая Богиня, как я жалок».
Он молчал, стараясь сдержать слёзы, а больная вдруг зашевелилась,
— Ты… — свистяще прошептала она и, остановив на Хайнэ осмысленный взгляд, вырвала пальцы из его ладони. Подняв руку, она коснулась его лица трясущимися пальцами, и из груди её вырвался хриплый, изумлённый стон. — Пришёл… пришёл… Всё было не зря.
«Она принимает меня за другого», — мелькнуло в голове у Хайнэ, но он не собирался развеивать эту иллюзию.
Наверное, это было к лучшему.
— Пришёл, — сказал он и постарался улыбнуться так ласково, как только мог. — Я больше никогда тебя не оставлю.
Он наклонился и коснулся дрожащими губами бледного, покрытого испариной лба больной.
Она обняла его и заплакала.
— Душа моей души… — коснулся ушей Хайнэ тихий, едва слышный шёпот, больше похожий на нежный шелест листвы.
Тот замер.
Что-то в сердце кольнуло, и волна боли начала разливаться в его груди, одновременно с волной изумления, счастья и горькой, нежной любви.
«Неужели… — потрясённо думал он. — Неужели она приняла меня за Него?..»
И что-то подсказывало ему: да.
Слёзы всё-таки прорвались, как он ни старался их сдержать, но Хайнэ утирал их свободной рукой, чтобы они не капали на лицо умирающей: она не должна была осознать свою ошибку.
Потому что Милосердный не мог плакать, не мог сам испытывать боли и страданий, потому что всё его сердце должно было быть занято одной только любовью.
За окном показалось солнце; тёплые, золотистые лучи скользнули по мутным, давно не мытым стеклам, и комнату затопил неяркий свет.
Когда Хайнэ прекратил плакать и выпрямил спину, он обнаружил, что сжимает в объятиях покойницу.
Первым чувством, которое он испытал, было отстранённое удивление.
Волны эмоций схлынули, оставив его странно равнодушным к явлению человеческой смерти, которое, казалось бы, должно было потрясти его до глубины души. Женщина только что умерла у него на руках; он обнимал труп и ничего не чувствовал: ни страха, ни печали, ни отвращения.
Хайнэ вспомнилось, как в детстве они с Иннин пугали друг друга рассказами про покойников.
«Если посмотришь ему в глаза сразу после того, как он умрёт, то увидишь там огонь Подземного Мира, а если задержишь взгляд, то покойник утащит тебя за собой!» — уверяла его сестра и торжествующе хохотала, когда Хайнэ не мог сдержать оторопи.
Но сейчас страха не было.
Хайнэ посмотрел в глаза покойной и увидел в них своё отражение.
Положив руку на лицо девушки, он закрыл ей веки.
— Сестрёнка умерла? — вдруг с любопытством спросила девочка, до этого тихо игравшая возле стены.