Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
— Этот человек не актёр, он мой брат, — сказал он, но никто не услышал его голос из дальнего угла, никто не обратил внимания.
Нужно было сказать громче, но кричать было неприлично, и до чего же жалко это выглядело — незаметный калека, безуспешно пытающийся встрять в разговор.
Пока Хайнэ пытался собраться с силами, чтобы повторить свою попытку, заговорил ещё один человек, мужчина:
— Чему вы так удивляетесь, госпожа? — спросил он насмешливо. — Лично я готов поверить даже в то, что наш прекрасный цветок в конце концов достанется
Марик поднялась на ноги и прошлась по комнате.
— Цветок притягивается к цветку, красивое к красивому, — сказала она с наигранно беспечным видом. — Мне нравятся актёры, они дарят нам красоту.
— Цветок должен притягиваться к бабочке, это закон, который установлен Великой Богиней, — ответил мужчина, уже не скрывая сарказма. — Или будете спорить, госпожа Марик?
— Не буду, — пожала плечами Марик. — Но что же поделать цветку, если достойной бабочки, способной подарить ему драгоценный плод, так и не нашлось? Он лучше будет любоваться другими цветами, вместо того, чтобы растить в себе гниль.
Мужчина побагровел: очевидно, этот намёк относился в какой-то степени и к нему.
«Отвергнутый возлюбленный», — одними губами прошептала брату Нита, подтвердив его предположение.
— Цветку не следует забывать о том, что лето не вечно, — сообщил он откровенно ядовитым голосом. — Оно закончится, и он завянет.
— Возможно, предназначенная мне бабочка любит увядшие цветы, — засмеялась Марик.
Судя по её виду, колкие реплики абсолютно её не задевали, и это только злило её собеседника больше.
— Возможно, предназначенной вам бабочки просто не существует на свете! — в конце концов, не выдержал он.
— Может быть, и так, — не стала спорить Марик. — По крайней мере, сейчас существует лишь один человек, которому я бы позволила, как вы изящно выразилась, стать моей бабочкой. И это не вы, поскольку я предпочитаю бабочек, а не назойливых мух.
— Так скажите же нам его имя, — прошипел мужчина, вне себя от нанесённого ему прямого оскорбления. — Если вы его ещё помните, госпожа.
— Энсенте Халия, — легко улыбнулась Марик.
Хайнэ одновременно побелел, покраснел и задохнулся.
— Халия? — переспросил мужчина. — Это уж не смешно, прекрасная госпожа. Актёры, по крайней мере, дарят красоту, в этом я готов с вами согласиться, но бездарный писателишка, наживший себе громкую славу на откровенном изображении непотребностей — это не бабочка, и не муха, это мерзкая гусеница, пожирающая людскую потребность в скандалах.
— Он честен, — сказала Марик, глядя куда-то вдаль. — Может, он и плох как писатель, но он не боится прямо говорить о том, о чём вы, господин, так же, как и все остальные, мечтаете, разглядывая перед сном коллекцию непристойных картинок.
— Я умоляю вас, госпожа! Всё дело в том, что он просто первым придумал заплатить владельцам книжных лавок за то, чтобы они выставили на продажу такую дрянь! Вот увидите, сейчас, когда это оказалось прибыльным делом, по его
В комнате поднялся невообразимый шум.
— Ну, это уж совсем грубо! — кричали одни.
— Сложно не согласиться на счёт Халии, — отвечали другие. — Понимаю, что госпожа Марик его ценит, но нельзя отрицать, что его повести не отличаются ни малейшей изысканностью, что они посредственны и скучны и держатся на плаву только за счёт непотребностей.
Хайнэ, не ожидавший такого удара, едва понимал, что происходит.
— Почему они так ужасно о нём отзываются?.. — с трудом проговорил он, повернувшись к Ните. — Я думал, что Энсенте Халия знаменит…
Сестра чуть улыбнулась.
— О нём все говорят, но это не значит, что говорят хорошее. Сказать по правде, здесь его никто не любит, кроме самой Марик. Ей это прощают, как прощают всё остальное …
Какое-то время Хайнэ не мог ничего произнести.
— Что же ты мне сразу не сказала? — горько спросил он, наконец.
— Ну, я ведь надеялась заманить тебя к нам под предлогом разговора об Энсенте Халии, — Нита виновато развела руками и снова улыбнулась. — Зато теперь ты всё выяснил. Халию считают бездарностью, можешь не тратить на него время.
Хайнэ молча смотрел в пол.
«Приеду домой и всё сожгу, — подумал он. — Даже Марик сказала, что я плохой писатель».
Он вспомнил, как радовался, когда Хатори приехал из столицы и сообщил, что его повесть сразу же расхватали — а ведь, наверное, он и правда заплатил владелице книжной лавки…
Такая идея ни на мгновение не приходила Хайнэ в голову.
«Идиот, — бессильно подумал он. — Глупец. Поверил, что нужен здесь кому-то. Столица не для меня, отец был прав…»
Прохладная рука снова легла на его плечо.
— Простите за этот скандал, Хайнэ, — сказала Марик. — Я не ожидала, что всё выльется в такую свару.
Хайнэ посмотрел на неё, едва сдерживая слёзы.
— Вы и в самом деле считаете, что Энсенте Халия — такой плохой писатель? — спросил он безо всякой надежды получить отрицательный ответ. Он почти жаждал положительного — чтобы всё уже, наконец, закончилось. Чтобы встать, вернуться домой, уничтожить всё, что было написано, а потом, наверное, умереть.
— Может, и плохой, но я его обожаю, — засмеялась Марик. — С нетерпением жду его новую книгу.
Смертную казнь в последний момент отменили — Хайнэ почувствовал себя так, как будто его вытащили из петли.
— А ведь я его знаю, — вырвалось у него.
Марик широко открыла глаза.
— В самом деле?!
Думать о том, что он натворил, Хайнэ было некогда — нужно было срочно как-то выкручиваться.
— Он… интересовался людьми, больными красной лихорадкой. Так называется моя болезнь, — быстро проговорил он. — Возможно, это было нужно ему для его новой повести. Так мы и познакомились.