Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Казалось бы, ничего не значащие слова… Кто-то из родственников — господин Никевия сказал «за всю историю нашей семьи», значит, этот человек был Санья — присутствовал при его рождении и держал его на руках. Что в этом такого?
Но отчего-то эти слова взволновали, отозвались в груди болезненной тоской.
Может быть, потому что родной отец на него с нежностью никогда не смотрел.
Хайнэ поймал себя на том, что не может отвлечься от мыслей о Ранко Санье, что в голове вертятся предположения,
«Нет, это глупо», — подумал Хайнэ.
Он помнил, как в двенадцать лет точно так же строил догадки насчёт Хатори: побочный сын Императрицы, гордый принц, тайный шпион, интриги, секреты, невероятные истории…
И что из всего этого оказалось правдой? Ничего.
Хатори — это просто Хатори.
«А вот, кстати, и он», — подумал Хайнэ, увидев сверкнувшие в свете фонаря рыжие волосы.
Он заковылял ему навстречу, но брат подоспел раньше — прошёл наискосок через лужайку и, схватив за шиворот, подтащил к себе.
— Мне хочется тебя избить, — честно признался Хатори. — Посылаешь меня за своей настойкой, а сам гуляешь по саду среди ночи в лёгкой одежде!
— Не надо, — попросил Хайнэ.
Воспоминание о том, как Хатори начал избивать его на площади, где проводилась огненная казнь, всё ещё было живо в нём и наполняло ужасом. С тех пор брат никогда больше не поднимал на него руку, но инстинктивный страх, что это может повториться, остался.
Впрочем, сейчас это была лишь лёгкая тень страха, почти незаметная среди сонма других, более радостных эмоций, наполнявших душу Хайнэ.
— Ну не сердись, — примирительно сказал он. — Когда я счастлив, мне хочется ходить.
— А, так ты теперь счастлив, — ответил Хатори. — Больше не злишься за то, что я уговорил тебя поехать?
— Нет, — улыбнулся Хайнэ. — А ты — за то, что я заставил тебя вернуться домой?
— Пей давай свою настойку.
Хатори сунул ему в руку склянку, а потом поднял его и понёс к экипажу, и случившаяся было ссора была забыта.
А на следующее утро в дом Санья пожаловал гость.
— Господин Астанико, Главный Придворный Астролог, к господину Хайнэ Санья, — доложил слуга, постучавшись в дверь.
— Господин кто? — Хатори, всё это время праздно валявшийся на постели, моментально вскочил на ноги и выглянул в окно.
Хайнэ тоже подполз к окну и увидел, как во дворе высаживается из экипажа позавчерашний знакомец — человек, который помог ему подняться на ноги в дворцовом саду.
— Господин Хайнэ его не примет, — решительно заявил Хатори.
— Что? — опешил Хайнэ. — Почему это?
— Потому что я так сказал. Отправьте этого господина в разворот-поворот безо всяких объяснений, — крикнул Хатори слуге.
— С какой стати ты за меня решаешь?! — возмутился Хайнэ. —
Он поспешно распахнул дверцы шкафа, чтобы достать верхнюю накидку, но Хатори схватил его за руку.
— Хайнэ!
— Что?!
— Он мне не нравится, — соизволил пояснить названный брат. — Я не хочу, чтобы ты с ним общался.
Хайнэ был слишком разозлён.
— И что? Позволю напомнить, это ты с ним поскандалил, не я! Мне он ничего плохого не сделал!
— И ничего хорошего тоже.
— Он проявил ко мне участие! Помог подняться на ноги, когда я упал!
— Ты теперь каждого человека, который поможет тебе подняться на ноги, будешь считать своим другом? — На этот раз разозлился и Хатори. — И кто в таком случае для тебя я, если учитывать, что я каждый день ношу тебя на руках на протяжении многих лет?
Хайнэ вздрогнул и не нашёл, что ответить.
— Передайте господину Астанико, что я неважно себя чувствую и приму его в другой раз, — сказал он слуге. — Ну, ты доволен? — обратился он к Хатори, когда экипаж господина Главного Астролога уехал, и ворота снова закрыли.
Хатори молчал.
— Почему мы всё время ругаемся? — вздохнул Хайнэ.
— Не знаю.
— Пойдём погуляем. — Ссориться всё-таки не хотелось.
Хатори подхватил его на руки и вынес в сад.
— Хочу пройти в беседку, — заявил Хайнэ.
Названный брат выполнил его желание и усадил на скамью. Хайнэ завертел головой, любуясь садом, засыпанным опадающими листьями.
Сколько оттенков здесь было — золотистый, багряный, пламенно-оранжевый, как волосы Хатори, солнечно-жёлтый…
Хайнэ вздрогнул, внезапно увидев цвета, которых в осеннем саду быть никак не могло — белоснежный и фиолетовый.
Только одно дерево могло расцвести белоснежными цветами в середине осени — священное дерево абагаман.
— Не может быть! — выдохнул Хайнэ и вцепился в руку Хатори. — Быстрее загадывай желание!
Абагаман цвёл лишь раз в году, каждый раз в разном месяце, и это цветение продолжалось не больше пятнадцати минут. Поэтому увидеть его было редкой удачей, и считалось, что если загадать при этом желание, то оно непременно сбудется.
— У меня нет желаний, — сказал Хатори.
— Ну как это нет! — Хайнэ нервно стиснул его руку, не отрывая взгляда от тончайшего кружева лепестков, от белоснежной кипени, пронизанной солнцем. — Ну чего-то же тебе хочется! Быстрее, ты должен успеть, пока не опали лепестки!
Пять минут на то, чтобы появились бутоны, пять — на то, чтобы раскрылись цветы, и ещё пять — на увядание…
Поразительное зрелище.
Подул ветер, и лепестки белоснежным дождём осыпались на землю.
У Хайнэ сердце замерло от восторга.