Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Она хотела сказать: «Я лучше умру», но осеклась, чтобы не выглядеть совсем уж глупой девчонкой, однако Верховная Жрица поняла её иначе.
— Что лучше? — переспросила она, вцепившись в неё взглядом. — Лучше будешь спать со своим рыжеволосым лжебратом, который тебе нравится?
Иннин вздрогнула.
— Что за глупость! Причём тут Хатори? — не совсем искренне удивилась она.
— Я прекрасно знаю, что ты встречалась с ним в саду поздно вечером!
— И что с того, госпожа? Как вы могли увидеть в этом что-то предосудительное?
Иннин вдруг замолчала.
Эти слова и тон, которым она произнесла их, она отрепетировала ещё несколько дней назад, однако сейчас ей стало тошно от своего лицемерия и этой игры, в которой каждый ход был просчитан заранее.
— А, впрочем, вы правы, — сказала она дерзко. — Я захотела его с той минуты, как увидела! Мечтаю переспать с ним. И теперь, когда вы сказали, что девственность не так уж важна, непременно сделаю это при первой возможности!
Иннин торжествующе улыбнулась, глядя Даран в глаза, и с удовлетворением отметила, что та слегка побледнела.
Однако голос её оставался равнодушным.
— Ты и в самом деле глупа, бездарна и никчёмна, как сказала своему названному брату, — сказала она.
Иннин стало гадко.
«Она даже это знает, — подумала она. — Все они следят за мной, госпожа, Астанико… Я не могу сделать ни одного шага, чтобы о нём сразу же не стало бы известно».
— Жаль только, что остальные ещё глупее и бездарнее, но тут уж я не могу ничего поделать, — добавила Верховная Жрица и отвернулась. — Уходи отсюда.
— С превеликим удовольствием, госпожа, — Иннин насмешливо улыбнулась, однако, выйдя из зала, почувствовала себя обессиленной.
Она добралась до своей комнаты, легла на постель, посмотрела в потолок.
Книга Энсенте Халии до сих пор была в её руке, и Иннин, помедлив, вновь открыла её. Прочитала несколько страниц, отложила в сторону.
«А почему, собственно, нет? — подумала она, дотронувшись до своей накидки. — Раз всё так».
Остальные ученицы позволяли себе гораздо большее, нежели просто помечтать о недозволенном, так почему она должна сдерживаться?
Иннин закрыла глаза, представила перед собой Хатори.
Подумала: какой наряд идёт ему больше? Тот, повседневный, чёрный, красиво облегающий стройную фигуру, или парадный, белоснежный? Правда, она увидела Хатори в нём, когда он уже успел изрядно испачкать и истрепать роскошную одежду, но всё равно он был красив…
У него была золотистая кожа — разительный контраст с бледным Астанико — но даже несмотря на этот загар он не казался похожим на грубого простолюдина.
Наверняка без одежды он даже лучше.
Иннин подумала, что если сорвать с него все эти тряпки, то он ни на мгновение бы не смутился — мог бы стоять посередине зала, полного народа, совершенно раздетый, и улыбаться своей лёгкой улыбкой, ничуть не обращая внимания на чужие взгляды.
Он был бы страстным любовником.
Иннин представила себе это и, более не смущаясь, просунула руку под полу накидки.
Удовольствие,
— Госпожа, надо полагать, вы и это видели? — спросила Иннин, откинувшись на подушки. — В таком случае, подтверждаю: я думала о нём, о Хатори. И да, мне очень понравилось!
Последние слова она почти выкрикнула, приподнявшись на локтях.
И снова рухнула на постель.
— Всё равно я буду играть по вашим правилам, потому что ничего другого мне не остаётся, — пробормотала Иннин несколько минут спустя, перевернувшись на бок. — Да, я сделаю это. Но это не значит, что я стану такой же, как вы, бездушной куклой. Я буду лгать, и лицемерить, и пробиваться к власти, но это будет лишь ролью, а внутри я сохраню все свои чувства, сколько бы вы ни говорили, что они не нужны. Я сохраню любовь к сестре и братьям, к Хайнэ… — она осеклась, почувствовав жжение в глазах. — А потом, когда я доберусь до вершины, то изменю всё. И нет, не говорите, что я глупа. Я прекрасно понимаю, что исполняя на протяжении многих лет роль чудовища, трудно не срастись с ней. Но я смогу. Любовь поможет мне в этом.
Она замолчала.
Несколько минут спустя в дверь постучали.
— Это лечебная настойка, которую вы должны отнести Светлейшей Госпоже, — сказал слуга, протянув Иннин поднос.
— Я? — изумилась та. — Но почему я? Я никогда этого не делала.
— Это приказ Верховной Жрицы.
Возразить на это было нечего.
Иннин молча взяла поднос и отправилась через весь дворец к самому дальнему павильону, который в одиночестве занимала Императрица.
Та уже несколько лет не показывалась на людях, и Иннин стало немного не по себе: какой она её увидит? Все говорили, что состояние Госпожи весьма тяжёлое…
Коридоры в павильоне были пусты, не считая стражи.
Слуги распахнули тяжёлые узорчатые двери, и Иннин оказалась на пороге огромной, слабо освещённой залы.
Постель Госпожи, располагавшаяся в дальнем углу, была скрыта под пышным пологом.
«Может быть, я и не увижу её вовсе», — понадеялась Иннин, поставив поднос на столик возле кровати, и почтительно, однако не слишком громко произнесла:
— Я принесла ваше лекарство, Госпожа.
Полог зашевелился; из-под него высунулась рука и, ухватив Иннин за одежду, потянула девушку к кровати.
Та присела на краешек, не дыша.
— Посиди со мной, Даран… — промолвила Императрица.
Иннин увидела перед собой разряженную в шелка старуху с растрёпанными, висящими паклей волосами и мутным взглядом.
Дряблые бледные руки сжимали ожерелье из белых бусин.
Иннин хотела было сказать, что Госпожа ошиблась, и это не Даран, однако потом передумала. К чему возражать, если, как говорят, Императрица совершенно безумна?
Глядя на неё такую, трудно было в этом сомневаться…