Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
Шрифт:
На ватмане появилась новая колонка: влюбленность. Я знал, что во влюбленном состоянии человек совершает самые невероятные поступки. Я вспомнил, как бывший телефонщик Сероштан, влюбившись в Ирку Капустину, начал есть в большом количестве мел. Он ел его только тогда, когда Ирка на него смотрела, в остальное время был нормальным человеком. Припомнились мне и другие случаи — из литературы. Особенно интересным был случай про одного влюбленного, который влезал на деревья в парке и очень сожалел, что не может немедленно прыгнуть с парашютом. Этот же влюбленный дал одному человеку пять рублей только потому, что человек попросил у него на трамвай.
Пора уже было заняться чтением литературы, чтоб подготовиться к разговору со Светой Подлубной. Во время этого разговора я и выясню, влюблен я в нее или нет.
Я знал, что некоторые люди с темой работают в библиотеке. Мне не хотелось от них отставать, я решил просмотреть несколько номеров журнала «Наука и жизнь» в читальном зале.
В библиотеку я решил идти дворами. Я знаю дорогу дворами от начала нашей улицы до самого нашего дома. Кое-где надо в дыры протискиваться, перелезать через ограды; собаки лают, кошки шарахаются, люди из окон и с балконов смотрят на тебя: что за человек?
В одном из дворов я надолго задержался: у основания ограды там была навалена большая куча макулатуры — наверно, жильцы для школьников нанесли: журналы «Вопросы философии» и «Вокруг света», книжки с обложками и без обложек, исписанные тетради. Все это могло вполне заменить библиотеку. Я начал рыться, перелистывать и решил прочесть статью в журнале «Вопросы философии». Статья оказалась интересной. В ней высмеивался то один философ, то другой: все они ни шиша не понимали, но тщились доказать, лезли в философию со своими буржуазными представлениями. Особенно досталось одному буржуазному апологету, который не хотел признаться, что он защитник капитала. По-моему, после этой статьи апологету только одно остается: бросить философию и заняться общественно полезным делом. Я эту статью читал с шариком в руке, как читают папа и Леня Сас. Смешные места я подчеркивал. Не было, наверно, в доме человека, который бы с балкона или из окошка хоть раз не взглянул на меня и не подивился моей любви к чтению. Один пенсионер вышел на балкон на минуту, но, как только увидел меня, велел внучке принести себе меховую безрукавку, уселся на стул и уже не спускал с меня глаз; на другом балконе мама сказала сыну:
— Вот видишь, как мальчик читает, а тебя книжку не заставишь взять.
Кончилось тем, что она своего сына отлупила за то, что он целый день без дела слоняется.
У нас большущая библиотека. Дед может достать любую книгу, хоть Жорж Санд, хоть «Библиотеку приключений». Раньше папа ему записывал, в каких еще книгах дом нуждается. Но однажды он взглянул на наши книги и сказал:
— Мне этого не прочесть за всю мою жизнь.
После этого он перестал просить деда доставать книги. Мне он частенько говорит:
— Почему ты так мало читаешь? Если б в твоем возрасте у меня было столько книг!
Я отвечаю, что люблю только английские книги: «Остров сокровищ», «Лунный камень», «Собаку Баскервиллей». Но и английские книги я читаю лишь иногда, когда с телефонщиками рассорюсь. В остальное время мне хватает своих историй — про Дербервиля. Если бы все эти истории записать, то получилась бы книга потолще «Лунного камня».
Я кончил читать статью и записал в дербервилевский блокнот два интересных слова: «квазитеория» и «квинтэссенция». Может быть, Света Подлубная тоже интересуется этими вещами, тогда хороший разговор получится. Но
Чтобы жители дома не подумали, что я не такой уж хороший читатель, я решил прочесть еще что-нибудь. Выбрал книжку без обложки, перелистал и наткнулся на того самого «Ревизора», которого мы ставили. Я стал искать в этой книжке рассказ от первого лица: когда человек сам о себе рассказывает, то, по крайней мере, знаешь, что он жив останется. От первого лица нашлась одна история, но она была о сумасшедшем. Я не чокнутый, чтоб такое читать. Я решил прочесть историю с непонятным названием «Вий».
Сразу же стало ясно, что добром здесь не кончится. Хоть писатель и шутил, но чувствовалось: что-то он приготовил. Мне понравилось, как бурсак рыбу стащил, а когда ведьма уселась на него верхом, вот тут уж я решил быть начеку, а то еще, чего доброго, и со мной то же самое случится. Мне, правда, не очень понравилось, как бурсак себя вел после того, как ведьма превратилась в красивую девушку. Тут, по-моему, он должен был удивиться, помириться с ней, влюбиться в нее и уговорить перестать заниматься колдовством. Но он этого не сделал и поплатился. Никогда еще мне так славно не читалось, я только вздрагивал, когда мне казалось, что ко мне подкрадывается нечистая сила. Человек, которого наказала мама, бросал в меня с балкона огрызками яблок — я не обращал внимания. Страшно окончилась эта история! И зачем он поднял глаза? Ведь его же кто-то предупредил: «Не смотри!» Надо было послушаться. Бестолковый. Одно утешение: все эти ведьмы и колдуны тоже погибли.
Во дворе появилась дворничиха и стала меня просить, чтобы я унес все эти книжки и журналы, раз они мне так понравились. Я взял стопочку «Вопросов философии», перетянутую шпагатом, и свою любимую книжку.
— Остальное, — сказал я, — потом заберу.
Я надул дворничиху. Да и неизвестно было, дворничиха ли она. Может, тоже ведьма. Хотел бы я знать, зачем ей метла понадобилась? Я обошел ее стороной, чтоб она не могла вскочить на меня верхом. Уже темнеть начало, и ей вполне могло прийти такое в голову.
На улице мне встретился парень, очень похожий на того бурсака, который так глупо погиб. Старинная церквушка, мимо которой я хожу каждый день, оказалась той самой — это в ней все случилось, поэтому там и устроили овощную базу. Я понял, что по улице надо ходить с оглядкой и не встревать в разговоры. Я еще раз пожалел, что атеистическое воспитание в нашей школе поставлено скверно: стоит человеку прочесть хорошую историю и он уже во власти суеверий.
Я позвонил Свете Подлубной. Мне было трудно объяснить, чего это вдруг мне вздумалось с ней встретиться. Я повторял:
— Нужно поговорить, понимаешь?
— О чем?
— Увидишь, — сказал я. — Об интересном.
— Ладно, — сказала она, — раз ты так хочешь. Только смотри не затевай ничего такого… Я ведь тебя знаю, Быстроглазый.
Она расхохоталась, когда увидела меня с моей любимой книжкой и стопкой журналов.
— Что это значит? — спросила она. — Ты очень странный последнее время.
Я объяснил:
— Вот шел и увидел: хорошая литература валяется.
— Все равно странно. Предупреждаю: если ты опять начнешь по-английски, я уйду.