Прощай Атлантида
Шрифт:
Жизнь в подполье, кроме всего прочего, усложняли и выдаваемые в военное время продовольственные карточки, которые, понятно, получали только легально проживающие люди. Лишний рот в таких условиях означал тяжкое бремя для семьи. Ни от кого нельзя было требовать этого. Правда, действовал черный рынок, где не столько продавали за деньги, сколько меняли товар на товар. Пока еще оставались припасенные отцом золотые вещи, на этот счет я была спокойна, но, к сожалению, оба тяжелых пояса скоро иссякли. Тогда начались трудности. Но к тому времени я научилась зарабатывать себе на пропитание, о чем еще расскажу.
Надо сказать, из нескольких десятков людей, с которыми меня судьба сводила в те годы, лишь немногие брали у меня золото, как плату за риск, а не только для обмена на продовольствие. Я и к ним испытываю искреннюю благодарность, они ведь не были обязаны спасать мою — чужого человека — жизнь. Это и их заслуга, что я все еще живу на этом свете. Однако большинство моих спасителей действовали совершенно бескорыстно, в любом случае — не из корыстных побуждений. Каждый из них руководствовался своими мотивами — моральное убеждение, религиозные взгляды, отвращение к оккупационной
Труднее всего мне было в первые недели скитаний, когда Эмилии приходилось импровизировать. Еще не возникло что-то вроде стабильной цепочки, по которой меня позднее передавали из рук в руки. Уйдя от тети Кати, я несколько дней и ночей провела у женщины, жизнеописание которой может показаться немыслимым, но в своем роде его можно было считать и характерным для времени, которое было немыслимым само по себе.
Ее звали Тамара Дворкина, урожденная Копеловская. Женщина броской чувственной красоты, блондинка, не знаю, естественная ли, с фарфоровыми голубыми глазами, лицо ее также казалось вылепленным из бледно-розового фарфора. Стройная, женственная. Лет на восемь старше меня. Но поскольку она была замужем за мужчиной намного старше ее, владельцем трикотажной фабрики, я с ней в свое время познакомилась в кругу общения моих родителей. Тамара была урожденная лиеиайчашса. Ее родителей 14 июня вывезли в Сибирь, она же, будучи замужем в Риге, спаслась.
Муж Тамары весной 1941 года, перед началом депортаций и войны, умер от сердечного удара. В ходе дальнейших событий Тамара оказалась в гетто. Подошел тот декабрьский день, когда вместе с другими женщинами и детьми ее уже в колонне смертников гнали в Румбулу. Тамаре с подругой и ее четырехлетним сынишкой удалось в самом начале сбежать и спрятаться в подвале одного из домов. Они были не единственные. По всей вероятности, палачи вскоре заметили исчезновение и других непокорных женщин и стариков, и два дня спустя особая группа латышских полицейских под руководством двух офицеров немецкого СД явилась, чтобы прочесать дома и подвалы в гетто. Нашли и согнали вместе более двадцати несчастных, в том числе и Тамару. Ее заметил эсэсовец высокого ранга, один из руководителей акции. Им оказался Карл Егер (}а%ег), но рассказам Тамары, какое-то время — адъютант генерала Еккельца (}аке1п). Его чин и официальные функции мне точно неизвестны. Вероятно, мужчину словно поразило молнией — он сразу вызвал Тамару и спросил: "Как вы сюда попали?" Не знаю, как проходил этот разговор дальше, но Тамаре не пришлось продолжать смертный путь. Очень скоро Егер из временного жилья перевез ее к себе в квартиру на улице Аусекля — в бывшем немецком фор-бурге, где обосновалась элита СС и СД. Там же в одном из блочных домов находились мастерские, в которых некоторые работы выполняли евреи. Они пока еще имели право жить, чтобы у представителей расы господ не было недостатка в слугах. Тамара жила у Егера как любовница, официально — прислуга. Он снабдил ее необходимыми документами, сперва это было временное удостоверение на имя русской Тамары Павловой. В дальнейшем вопрос был решен просто. У Тамары уже до этого был знакомый адвокат Дзенис, старый холостяк лет шестидесяти, которому рекомендовали или просто приказали фиктивно жениться на ней. Так она стала Тамарой Дзене и получила официальный паспорт. У Дзениса была довольно большая пятикомнатная квартира на улице Парка, где Тамару прописали. Но ей, конечно, по большей части надо было жить на улице Аусекля у своего господина. Лишь когда он уезжал в длительные Служебные командировки, Тамара иногда жила в отдельной комнате у Дзениса. Со временем возникли нешуточные осложнения, ибо фиктивный муж в конце концов тоже был живым мужчиной.
Очень скоро Тамара разыскала Янсонов, с которыми была знакома с лиепайских времен и с которыми могла говорить совершенно откровенно. Вначале Ираида нам о ней только рассказывала, потом свела вместе. Тамара однажды даже пришла к нам на Видус. Егер в своей безумной страсти вообще старался держать ее взаперти в квартире. Но эти визиты облегчало то, что мы все жили по соседству. Тамара чрезвычайно боялась Егера и рассказывала, что человек этот не в своем уме, истеричный, с глубокими депрессиями, к тому же начал жутко нить. Ему уже делали внушение. Тамара слышала, что прежде он был другим. Она думала, что Егер по своей природе бесчеловечным не был, потому так и мечется. В прежней жизни он изучал юриспруденцию, даже диссертацию защитил, поэтому любит, когда к нему обращаются не по военному званию, а просто — “Пегг Оок-1ог". Так возникло недоразумение, попавшее позже в некоторые документы, а именно, что Егер был врачом.
Тамара не скрывала, как ей тяжело спасать жизнь таким способом. Она бы чувствовала себя лучше, если бы была просто постельной рабыней этого человека. Но он ее безумно любит, словно пытается ею искупить все то зло, что нанес другим, и эта одержимость пугает. Тамара со своими законными документами могла бы сбежать, но она сознавала, что Егер найдет ее и в мышиной норе, и в ходе этой охоты не только ей, но и многим другим пришлось бы солоно. Чтобы хоть как-то оправдаться перед людьми и самой собой, Тамара старалась
Между тем тяжесть служебных и прочих грехов, числившихся за ним, нарастала и оказалась наконец столь внушительной, что начальство больше не пожелало с ним возиться. Решено было вначале перевести Егера в другое место, а если не исправится, послать на фронт. Перед тем, как покинуть Ригу, Егер позаботился о том, чтобы защитить обожаемую женщину. Тамара должна была тихо поселиться у своего законного мужа Дзениса, а затем ее ожидало место секретарши в военном ведомстве, кажется, в Великих Луках. Так она исчезла из моего поля зрения. Дальнейшие пути Тамары, по слухам, также изобиловали приключениями, но мне об этом почти ничего не известно. Я много думала о противоречивом, по сути безвыходном положении этой молодой женщины, однако понимала, что не имею никакого права осуждать ее. Трудно до конца понять, что происходило в ее душе, когда Тамара день за днем была незримой цепью прикована к убийце, любившему ее больше всего па свете. Описать эту судьбу и характер, по-моему, можно было бы лишь пером Достоевского.
Когда Диму арестовали и Эмилии было трудно найти для меня приют, я позвонила Тамаре. В тот момент она опять жила у Дзениса. Ему, конечно, я показаться не могла, но случилось гак, что Дзенис на неделю уехал в командировку, и мы решили этим воспользоваться. Тамара сама тоже как раз собиралась уезжать из Риги. Таким образом, я прожила на улице Парка несколько дней.
Я снова встретилась с Тамарой весной 1945 года. Она вернулась в Ригу из Таллина, своего последнего местожительства, и тут же была арестована. Я должна была давать показания по делу Тамары в КГБ (настоящего судебного процесса не было). Отрицать, что она жила у гуза СС или СД, было невозможно. Однако я старалась ничего лишнего о ней не рассказывать. Поначалу обвинение было ужасным: сотрудничала с гестапо, выдавала евреев, которые жили по чужим документам, с немцами не уехала только потому, что была оставлена в Таллине как шпионка и доносчица. Не знаю, как допрашивали других свидетелей, по меня всячески провоцировали, чтобы я Тамару заподозрила в том, что именно она предала моего мужа и меня. Но я сделала вид, что ничего не понимаю, и рассказывала только то, что и без меня было известно. Ни на миг я не подозревала Тамару. "Органам" не удалось выманить у свидетелей ничего, даже похожего на настоящее обвинение. Поэтому — редкий случай — обвинение было признано недоказанным. Все же Тамару Дворкину, как личность подозрительную, решили без суда в административном порядке выслать на пять лет в лагерь на Урале. После двух с половиной лет, проведенных на лесоповале, ее помиловали. Об этом я узнала, случайно встретившись с Тамарой снова в Риге, на кольце 6-го трамвая. Я вела за руку дочку, значит, это мог быть примерно 1949 год. Тамара приехала на пару дней выправить документы и уже назавтра уезжала на Дальний Восток. В Красноярске ей удалось разыскать своего высланного отца; мать, правда, умерла уже в начале ссылки. И новый муж у нее тоже есть. Теперь они все, в том числе и отец, попробуют в самом дальнем краю начать новую жизнь. В Ригу она никогда больше нс вернется. Здесь люди никогда нс забудут се прошлое, а муж об этом ничего не знает, да знать ему и не надо... Потом долгие годы мне не было известно, удалась ли се новая жизнь.
Большим утешением для меня было и то, что Тамара меня похвалила за тогдашние показания на допросах в ЧК (ей показали протоколы). В девяностые годы, благодаря основателю музея Евреи в Латвии историку Маргеру Вес-терману, у меня самой появилась возможность ознакомиться с ними. И сознаюсь, при чтении своих ответов я почувствовала, будто у меня камень с души свалился. Я поняла, что краснеть мне не приходится. Когда я читала те протоколы, в которых записаны пространные ответы Тамары на вопросы следователей о ее спасении и жизни в Риге среди эсэсовцев, я увидела, как разительно запротоколированный жизненный путь отличается от того, который доверяла мне Тамара в те моменты, когда мы оставались вдвоем в моей квартире па улице Видус или на улице Экспорта у 51 пеонов. Так что существует несколько версий обстоятельств спасения Тамары: документированная, которую ей пришлось сочинить для следователей из советских органов госбезопасности, рассказанная впоследствии с соответствующим отбором в кругу знакомых и третья, та, что отпечаталась в моей памяти. Этот эпизод, как и прочие подобные случаи, лишний раз убеждает меня: близоруко и наивно (а может бы ть, в какой-то степени выгодно?) целиком и полностью полагаться на документы, особенно те, что появлялись в условиях тоталитаризма.
В начале нового тысячелетия случайность свела меня с человеком, который познакомил меня с дальнейшей судьбой Тамары Дворкиной. В Германии автор ряда весомых публикаций Ог. НЫ. Анита Куглер готовила книгу об уникальном историческом персонаже — офицере СС еврейского происхождения Шервитце, который действовал и в Риге (книга вышла на немецком языке в Кельне в 200-1 году, переведена на латышский язык).
В этой связи она разыскала также информацию о неизвестном мне последнем периоде жизни Тамары Дворкиной, даже встречалась с самой Тамарой. Оказывается, она в 1963 году добилась реабилитации (в постановлении сказано: "Ее судьба была личной трагедией... приговор являлся судебной ошибкой") и пять лет спустя эмигрировала. Сначала в Израиль, откуда в 1972 году перебралась в Западную Германию. Ее третий брак был расторгнут еще в Советском Союзе. За границей она вышла замуж в четвертый раз, снова развелась. Она жила во Франкфурте и работала в одном из издательств, затем вышла на пенсию, на закате дней проживала в комфортабельном пансионате для престарелых. Теперь ее уже нет в живых.