Просто сказка...
Шрифт:
Слово "застава" в былине имеет очень точный и совершенно определенный смысл. В былине об Илье и его сыне на богатырской заставе находятся лучшие богатыри и охраняют государственные границы и подступы к Киеву. Застава - это пограничный сторожевой пост, задерживающий нарушителей границы.
Но в отличие от этой богатырской заставы застава Соловья ? вражеская. Соловей преграждает путь на Киев, и в этом состоит главный вред, наносимый им...
Дорога заросла лесом, ее давно уже нет, и многие певцы поют о том, что Илья эту дорогу прокладывает, чтобы добраться до Соловья.
Такая роль Соловья устойчива по всем былинам. Никакого другого вреда он не наносит. Он не похищает женщин, как змей в былине о Добрыне-змееборце,
Из былин невозможно составить себе ясное представление об облике Соловья. Самое имя его говорит, что он имеет птичий облик, и это подтверждается целым рядом деталей. Он всегда сидит на деревьях, на дубах. Он летает...
Слыша, как Илья Муромец мостит мосты, он летит ему навстречу.
Иногда, впрочем весьма редко, упоминается и о его гнезде... Подстрелив Соловья, Илья привязывает его к седлу или кладет его "во тороки", то есть в ременную сетку, как делают с дичью. Но дать более подробное описание этой птицы по былинам не представляется возможным. Подстреленный Соловей падает отвесно вниз "как овсяный сноп", и есть случаи, когда Илья подхватывает его на лету и привязывает к седлу.
С другой стороны, Соловей представляется одновременно и человеком, но человеческие атрибуты его упоминаются гораздо реже, и они более бледны. Он громаден, "туша страшная"; Илья берет его "за желты кудри"...
Соловей не обладает ни физической силой, ни оружием, ни смертоносными когтями или клювом и т.д. Он обладает только одним оружием: он свистит с такой силой, что все живое падает мертвым, дрожат горы, трясется земля, вода мутится с песком, деревья падают...
Так же, как невозможно из былины создать себе представление о внешнем облике Соловья, так невозможно создать себе представление о его жилище. Оно именуется различно. Реже других встречается обозначение его гнездом или гнездышком. Чаще встречаются обозначения: дом, двор, широкий двор, дворище; высок терем, палаты; подворье, поселье, посельице, мыза, и, наконец, застава, иногда - воровская. У Соловья очень большая семья: жена, девять дочерей и девять сыновей или зятьев. Состав семьи, по вариантам, подвержен большим колебаниям, но обычно она весьма многочисленна. Жена и дети смотрят из окошка и уже издали видят приближающегося Илью. Они всегда принимают победителя Илью за своего отца, а влекомого Ильей Соловья за добычу их отца. Семья Соловья состоит из людей, а не из таких чудовищ, как он сам. Тем не менее она напоминает звериный выводок, гнездо...
...архаические черты, как и весь облик Соловья, указывают на глубокую древность этого сюжета. Генетически Соловей связан с той эпохой, когда человек еще верил в наличие двух миров на земле и снабжал эти миры границей и сторожем, имеющим чудовищный облик: или облик летающего зверя, или облик птицы. Однако предположение о генезисе не объясняет нам ни смысла песни, ни причину ее сохранности. В эпосе никакого "иного" или "тридесятого" царства уже нет. Есть только рудименты, остатки его, и одним из таких рудиментов является Соловей-разбойник, сидящий на своей "заставе". Что эта застава мыслится как граница, видно по некоторым деталям. Соловей часто обитает у реки. Он свистит тогда, когда Илья скачет через реку Смородину. Он никого "мимо не пропускает". Соловей сидит у моста через реку Смородину . Его дочь держит перевоз на Дунае. Илья ее убивает и мостит через Дунай мост. Уничтожая Соловья-разбойника, герой некогда уничтожал веру в какой бы то ни было иной мир. Но этот смысл былины уже давно забыт в Киевской Руси. Заслуга Ильи состоит в том, что он прокладывает пути на Киев. Этой заслугой он прежде всего дорожит сам, и ею дорожат певцы и народ...
Соловей представляет собой заставу, разъединяющую Русь, отделяющую ее от Киева. Образ Соловья - художественное изображение сил, разъединявших Русь, дробивших ее на
...Чем уж угодили наши путешественники Соловью, про то нам неведомо, а только расстались они чуть не лучшими друзьями.
– А вот клубочек у меня есть, волшебный. Куда он покатится, туда и езжайте. Коли другой Соловей вам на дороге встретится, он по нему враз определит, что к чему. Но для верности - не нарушайте. Тише едешь, знамо дело, дальше будешь, - пожелал он им напоследок.
Клубочек оказался размером с пушечное ядро.
– Только вы уж не обессудьте. Как доберетесь до Кощея, недалеконько вам тут осталось, вы его ко мне обратно пустите. Свитер у меня моль съела... Так я к зиме бабам отдам, новый связать. Зимы пошли уж больно лютые...
И долго махал им вслед своей дубиной, пока не скрылись с глаз, смахнул слезу непрошенную, мужскую, скупую, и, присев на пенек, принялся деловито подсчитывать полученные от Емели в счет уплаты штрафа монеты.
Как и следовало ожидать, Емеля, которому покоя не давал оставленный без присмотру у Берендея товар, не прислушался к словам Соловья и гнал печку что есть мочи, подхватив с дороги клубок шерсти, едва убедился, что строгий досмотрщик за порядком их не видит. Счастливо миновав встречи с несколькими камнями-указателями, и едва-едва не вписавшись в галдящую толпу, сгрудившуюся вокруг чего-то за одним из перелесков, буркнув: "Ну, дальше сами, тут недалече!", сгрузил своих спутников и умчался в обратный путь, даже не сказав, куда идти, а так, небрежным взмахом руки обозначив направление.
Впрочем, это его указание и не понадобилось, во-первых потому, что прямо перед ними волновалась толпа самого разношерстного народу и было у кого спросить, а во-вторых, немного в стороне и чуть поодаль торчал из земли столб, на котором было прибито два указателя. Один из них, стрелкой направо, гласил: "К Кощею", второй - стрелкой налево: "Туда". Так что заблудиться было попросту невозможно.
Тем более, что первое оказалось не так-то легко осуществимо, поскольку, занятый обсуждением чего-то важного, люд вопил на все лады, и любая попытка обратить на себя внимание путем аккуратного подергивания за локоть, терпела неудачу. Дернутый или отмахивался, или же, ни на мгновение не прекращая ора, оборачивался, бросал короткий очумелый взгляд и возвращался к прерванному занятию.
Решив уже было понадеяться на судьбу, положившись на указатель, наши путешественники осторожно принялись обходить толпу, как вдруг посреди нее возвысился, взобравшись на какое-то невидимое возвышение, дюжий детина с рупором, - свернутым соответствующим образом куском бересты - и гаркнул повелительно во всю мочь своих легких (не прибегнув почему-то к помощи рупора:
– Ти-и-ха!
Гомон мгновенно стих.
– Не та-а-алпись!..
Толпа несколько рассредоточилась, так что стало видно глашатая, взгромоздившегося на солидный пень. Рядом с ним примостился маленький тщедушный мужичонка, державший в руках кипу бересты.
– Все тут к Кощею на битву, али как?..Ежели кто не все, па-а-апрашу па-а-акинуть!..
– Все, все...
– нестройно загудели собравшиеся.
– Тогда слушайте указ княжеский...
– Он развернул рупор, повертел его в руках, примериваясь то так, то эдак, но поскольку очевидно грамоте был не обучен, принялся излагать наизусть.
– Поскольку Кощей, как явствует из его прозвания, суть бессмертный, и, следовательно, одолен в честной битве быть не может, турнир сей отменить следует, а направлять соискателей удачи по адресу хранения смерти Кощеевой, а именно...
– Тут оратор запустил лапищу в бороду и речь его полностью утратила былую ясность.
– На Инди... на Инде... на Индейском окияне, на острове Зан... Зар... Зарзибане...